Убогость

Крылья мои забрали,
Надолго никто их не дарит.
с мясом шутя сорвали
И скрылись, бесследно пропали...
Ползу по безлюдной дороге,
Цепляясь за камни и кочки.
Да что мне теперь убогой
Калякать бескрылые строчки?!
Небесные воспоминанья
Лишь вниз ещё больше тянут.
Лишенные крыльев вянут
Безмолвно - без криков и паник.
Тому, кто летал, не любо
Смотреть, как порхают птицы,
Ему остается лишь грубость
И злобный оскал убийцы.
Глаза мои в небо впились -
Когда-то мы были едины..
Вчера ещё...

ПРОЛОГ

Сын-подросток серьёзно, по-взрослому
пожилого отца попросил:
«Расскажи мне про первоапостолов».
А отец – как язык проглотил.

С полминуты он думал мучительно,
свою память, как мог, напрягал,
а потом вдруг ответил решительно:
«Это те, кому Бог помогал
делать всю мировую историю,
становиться её костяком.
Не силен я в библейской теории
и с религией мало знаком,
но четыре апостольских имени
я могу тебе всё же назвать.
Если спутаю что, извини меня.
Но на мелочи, в общем...

Я женское счасье слезой не разбавлю,
тоску оттолкну и от счастья кричу,
что женщину словно мечту свою славлю
и к ней я на крыльях как будто лечу.
Лечу, чтоб собой заслонить от напасти,
быть рядом- где надо подставить плечо,
помочь ей запутаться в собственной страсти-
шептать, что:"Люблю",- без конца горячо.
Шептать, что:" Пьянящая душу улыбка
решит все сомнения в пользу любви".
Шептать, что:"Поможет безумию скрипка",-
и что пусть в объятия прыгнет:"Лови!"
Шептать, что творния нету...

Прокатилась в трамвайчике старом…
Скрип в вагоне натужный, усталый,
Разговоры, кондукторша строгая,
Разболталось сиденье убогое…

Жизнь на рельсах, круги, повороты,
Снова зайцем проехался кто-то…
Беспризорник мостится снаружи,
Паучком уцепившись потуже…

Громыхают колеса по стали,
Беспризорника грозно согнали,
Озаботившись, чтоб не свалился,
Только тронулись, снова вцепился…

Развлекается парень, катается,
Пузырём рвань штанов раздувается,
И усмешка на все тридцать два –
Тю...

мы говорим ему: «о мудрейший из мудрых» - а на самом деле он плут и вор
мы поклоны бьём ему вечером и утром, а он нагло смотрит на нас в упор
мы кричим ему: «о добрейший из добрых» - а на проверку он скряга и жмот
ДА ЧТО ЖЕ МЫ ЗА НАРОД?

с высоких трибун он врёт без стыда и совести, а мы слушаем его разинув рот
он цинично обирает нас без сожаления и горести, а мы верим во всё что он врёт
он хорошо живет, всласть ворует и взятки берёт, и при этом на нас орёт
ДА ЧТО ЖЕ МЫ ЗА НАРОД...

- Черт побери, ты что творишь?
Картошку так нельзя готовить!
- Что-что, любимый говоришь?
Ты просто любишь позлословить.
Как ты готовишь, так дурак
Любой картошку приготовит,
А если будешь лезть, пятак
Твой сковородку быстро словит!
- Так, значит я дурак, мегера!
Ну все, пойду напьюсь, сейчас,
Потом увидишь кавалера,
Я покажусь тебе анфас.
- Вали-вали, козел безрогий,
Придешь и вырастут рога.
Мачо блин, еще убогий,
И я еще с ним не строга!
- Ты давай язык прихлопни!
Готовь...

Пигмеи духа, карлики –
Земли моей беда.
Средь «теликов» и шкаликов
Тучнеют их стада
В убогости и серости,
В безмозглости тупой.
Кто скажет от незрелости,
С тоской махну рукой –
Лукавят, а не веруют,
Слепей слепых котят.
Всё ждут подачку щедрую
И в рай, поди, хотят.

Сказкой детства, надеждой одарит весна,
Летом юность красива, как Боги,
Осень мудростью грусти наполнит до дна,
А зима – сединою итоги…

Все невзгоды – экзамен на прочность и труд,
И для нового, лучшего, старт.
Даже выстрелы в спину живых не убьют,
Поднимает их ярость – азарт.

Радость новых побед будет ярко светить
И по-летнему силы прибавит
В марафоне великом с названием – Жизнь,
На трибунах на лучших поставят.

Ставки крупные, снова летящим лететь…
Грянет выстрел, на старте...

Какая грязь, какая лужа
И сборище убогих душ.
И души эти не тревожат
Умерших тени у дорог.

Они запутались в несчастье,
Не верят больше в приговор,
Им видится гнилое счастье
Им кажется они живут.

И нерожденные их дети
Увязнут в их грехе сыром.
Они смеются над всем светом,
Забыв, что главный шут ушел.

Они так низко опустились,
Они – ничто, сырая грязь.
Я не хочу казаться выше,
Боюсь я наравне их стать.

Их души ничего не стоят,
И слова одного…
И в ад побрезгуют затворы...

Жил в нашей славной столице
На Патриарших прудах
В мокрой большой коммуналке
Старый уставший монах

Пил он касторку и мяту
Вечером штопал носки
А по ночам перед богом
Замаливал чьи то грехи

В той же убогой квартире
Девушка Аня жила
И старику помогала
Добрая Аня была

Одежду стирала в субботу
В среду в аптеке была
И прибирала в каморке
Старалась она как могла

Однажды, в воскресный полдень
Ане сказал старик
Купи-ка мне дочка масла
И засыпая, притих

Аня на руку скора...