Убогий

Живем, как живем, в коммунальных квартирах
Газеты читаем в убогих сортирах,
Огурчики солим, считаем зарплату,
Путевку в дом отдыха выбьем по блату
Рожаем детишек, потом растим внуков
И вроде бы некогда думать о скуке
Потом умираем, лежим на погостах
Но что-то здесь точно не так

А если спеть песню, да лихо, да звонко
Да так, чтоб всерьез, чтоб рвались перепонки
Чтоб эхо зашлось колокольной гурьбою
Чтоб стало смешно над суровой судьбою
Пройти все дороги, до самого края
Все время...

Нелюбимая женщина - праздничный ужин,
И цветы, и косметика – это всё зря.
Ты похожа на дождик, уныло-ненужный,
Тот, что льётся тридцатого декабря,
На те ёлки в торговых рядах, что не проданы,
Хоть уже и прошла новогодняя ночь,
На постыло-убогую сельскую родину,
От которой бежит её молодость прочь.
Как хотела ты рядом со мною согреться,
Опереться, укрыться за мужское плечо!
Стыдно мне за себя, за холодное сердце,
За ушедшие годы, за что-то ещё…
Я не вздрогну при звуках чудесного имени...

Я отдаю всего себя душе,
Всего себя,все силы,без остатка,
И чувства все с умеренным осадком,
И страхи,заплетённые в клише.

И если час презрения пройдёт,
К сегодняшнему дню,к его рожденью,
То каждый миг ложиться лёгкой тенью,
На каменный,холодный эшафот.

И боли нет,сознание тревоги,
В последнюю минуту ни к чему,
И места нет позорному клейму,
На рабском теле нищих и убогих...

Очарован... и разочарован:
Ты красива, но много красивых…
Я веду себя, словно я клоун:
На лице сто улыбок фальшивых.

Я измерил уже твою душу
На весах из металла цинизма,
И не видеть её бы мне лучше –
Так мелка, так убога, капризна…

Вот не слышать хотя б твои речи,
Может быть, и влюбился тогда бы
В эти ярко горящие свечи,
Но слова – это ж кваканья жабы!

С виду ангелом ангел, так присна,
Кудри белые, кожа, как атлас,
А внутри по свечению тризна,
Ты в сечении...

Карусель бед моих и ненастьей
Сильной вьюгой кружит над главами,
Карусель всей корысти и властей,
Как стена стала вмиг между нами.
В сердце грубом печаль лишь и холод,
Заколоченный дом мой стоит.
А в душе лишь пленительный голод,
На пороге войны,разум вновь замолчит.
Замолчит он о радости дальней,
Лишь о скорби он песнь запоет,
В старой сказке,собой безобразной,
Уж ничто меня больше не ждет.
Как скажите мне жить в мире этом,
Коли полон он с горстью греха
Надоело тянуться...

Я буду листать, вспоминать эти длинные, странные письма,
В мыслях...
Рассказы о ветре холодном и грустном, плакучем дожде…
Я буду глядеть сквозь сырую, ненастную, серую призму…
Там призрак
Намокший, в лохмотьях, устало плетётся к осенней черте…

Но, знаешь, не буду грустить, на туманного странника глядя.
Хватит.
Убогим рваньём он прикрыл свой расшитый шелками камзол.
Смывают лохмотья дожди, и предстанет он в ярком наряде,
К досаде
Всех тех, кто на праздник осенний не петь, а...

Как я хочу умереть,
Невозможно даже представить,
Чтобы больше уже не узреть
Как вздымается Солнце над нами.
Чтоб закончился этот удел,
Тяжкой службы во славу святого,
Чтоб скатилась слеза по щеке,
По прошедшему в странствиях году.
Чтоб не видеть уродских всех лиц,
Наровящих пригреться в запазух,
И не слышать ворчание птиц,
Разносящих одну лишь заразу.
Так подайте мне дань умереть,
С сожалением выстрелив в спину,
Чтоб в предсмертной агонии зреть,
Как срывается все по...

Кто я? Бог, человек или зверь?
Ответ вродь бы и прост, но с другой стороны,
Мы те, кем нас видят другие, другие – Они,
Мы те, кем нас видят, кто нас окружает,
Мы те, кем стараемся выглядеть мы.

Значит я бог, если все восхваляют меня?
Значит я тот, кто может все изменить?
Может и так, но тогда, почему не подвластно и мне,
Дать всем надежду, что круто изменит весь мир.

Может я зверь, что не может понять почему,
Для чего он создан на этой прекрасной земле,
Что живет по убогим, глупым...

Ночь в Петербурге. Одиночество. Боль.
Сбросить с себя б надоевшую роль…
Сонмы идеищ бурлят в голове.
Вкрадчивый ветер шипит на Неве.

В убогой каморке дырявое время.
Книги струят типографское семя,–
Отравлен Европою девственный ум:
Весь вечер течет в копошении дум.

В грязном окне притаилась луна,–
Преступна, коварна, мутна и пьяна.
На грязном полу – ошметки, окурки,–
Тротуара не чище в кривом переулке.

Трущобный философ мысль вперил в планету,
Мучимый жаждой познания света...

Свечи плачут на пальцы, горячечно, воском,
И слышна тишина…
В этих стенах биение судеб вопросом,
Боль, тревога, вина…
Лики в рамочках тесных и скОрбны, и стрОги,
Над молчанием бед…
И стекает по свечке слезинкой убогой
Догоревший ответ…
А в глазах за стеклом непролитой свободой
Свет застыл и поник…
Занавесились сумраком судьбы и годы,
И свечи гаснет блик…
Метка вечной печали в нарисованных лицах
За бездушье дорог…
Им давно вышло время с тесной рамкой проститься,
Улетев за порог…