Тяжко

С грифа рвется неспелая ночь,
наступая опять на лады.
И луна, непослушная дочь,
не боится слепой темноты.

Под струной зазвенел аккорд,
голос пляшет на небесах.
По утру не вернулся взвод,
поселился наверно в лесах.

Позабыты невзгоды любви,
лишь на воздухе сердце скрипит.
Чаем крепким меня напои,
за окном тяжко ветер свистит.

С грифа рвется неспелая ночь,
разрывая напополам.
Свет уходит в дозоры прочь,
по своим вчерашним следам.

Мне всякий день грозит расправой лютой,
Поскольку в правой бедности живу,
Поскольку не набит кошель валютой
И челн мой тяжко стонет на плаву.

Я не стяжал карьеры коммерсанта –
Не всякому в России торговать!
С меня довольно моего таланта –
Пером страну и Бога воспевать.

И если этот дар в презреньи ныне,
То не поэт виновен в сей беде.
И гласом вопиющего в пустыне
Останусь в наготе и нищете.

Я не просился, но меня избрали
Алмазом Неба в тысячу карат.
И что бы там враги мои ни...

Отпусти, не держи, уйти дай,
Духу тесно в ослабленном теле.
Из бокала вино через край,
Петухи уже полночь пропели.

Жар в камине, луны глаз в окне,
Во дворе скрипит ветер качелью.
Там вчера Фея Вьюг в моём сне,
Пела, шали укрывшись метелью.

А на белой стене у камина,
Часов стрелка секунды считает.
Пляшет пламя и алым картина,
Рядом с ними, огонь отражает.

Как в старинном, протяжном романсе,
Скатерть белая в пятнах вина.
Ветер взвыл и кружась в плавном вальсе,
Снега пух летит...

Ничего желать я не желаю,
Нет во мне сегодня совсем сил.
Переполнен вялостью до краю,
Сам себе сегодня я не мил.

Ох вы очи-очи, мои очи,
Вы полны незримого песка.
И горите вы, терпеть нет мочи,
Оттого во мне скулит тоска.

Ломит мои бедные все кости,
Тяжко и рук-ног не шевельнуть.
И покоя тело моё просит,
До кровати б, мне осилить путь.

Мысли в голове как зимой мухи,
Вялые и нет полёта в них.
Потерял я где-то бодрость духа,
Меркнет белый свет в глазах моих.

Не желаю ничего...

Пока еще не снег, а иней белый
Какой-то неумело-оробелый,
Как с неба знак средь этой кутерьмы.
А на душе не тяжко, но угарно,
Народ бредет поштучно и попарно,
И мы с тобой в преддверии зимы
Открыты всем ветрам и небылицам,
Щека к щеке не прячем наши лица
Прикованы колодницей-судьбой.
Балкон закроем и утеплим двери,
Находки подсчитаем и потери,
Экран засветим бледно-голубой.
Ну что ж – зима, подведены итоги.
Проводим осень у лесной дороги,
Перетрясем свой скудный гардероб.
Одеты...

Просто всмотрелся, а вспомнил потом,
Скрытая суть эта вся прояснилась.
Было когда-то – уснул долгим сном,
Тяжко забылся, и ты мне приснилась.
Шел снегопад, и снежинки могли
Нас замести, посторонних минуя.
Капли холодные губы мне жгли,
Словно горчинки в меду поцелуя.
2002г.

Аз, Господе, реку со черных домовин,
Гробов нощных, иным достались благокрасны,
Эти агнцы не ждут-заждались окарин,
Им и трубы Твое, и псалмы немогласны.

Все склоняется тать над испрахшей сумой,
Иль неможно доднесь и любови низринуть
Бледных перстов жалких, в юродие немой
Удушавших царей, сребро юдам откинуть.

Были перси белы у безмужних невест,
А теперь и уста до костей пробелели,
Оглянися, Отец, нету ныне окрест
Ни живых, ни мертвых, посвященных во Лели.

Ах, над нами зажгли...

Не заплачу, покой не нарушу,
Да и был ли когда-то покой?
И мою обнажённую душу,
Как тисками сжимало тоской.
А лекарство?
Да песня и воля,
Ветер в рощах, дорога в ночи.
Тяжко дышит заросшее поле,
И бессильны любые врачи.
Что же в жизни ещё остаётся?
Лёгок божеской птицы смешок…
Звёзды в небе – послушные овцы,
Месяц – добрый для них пастушок.
2007г.

Лес с утра не тёплый, не холодный -
Атмосфера в целом не прогрелась.
Заскучав от жизни не голодной,
Мёду вот медведю захотелось.

И пошёл в деревню он несмело,
Потому что слышат оба уха:
Люди как читают то и дело,
Про того, что звали Винни Пухом.

Пасека запряталась в лощине,
Рядом у околицы в деревне.
На работе там одни мужчины,
Промысел такой вот этот древний.

Не спеша, медведь подходит тихо,
И снимает с улья крышу тяжко.
"Видела б медведица, как лихо,
Возле сот работают...

Ей тяжко с утра и ужасно -
Такое творится в мозгах!
Всё думает, что, мол, напрасно
Послала любовника нах.

Корит себя девушка Мура,
Честит и ругает себя:
- Какая я, всё-таки, дура!
И плачет, платок теребя.

И горько-горючие слёзы
Стекают по щёкам лица,
А в голосе Муры угрозы:
- Убью я его, подлеца!

Зачем он признался мне ночью,
Что он - гад такой! - дерьмократ?
И я убедилась воочью,
Что этому факту он рад!

Скрывался умело, подлюка!
Трепался, что он патриот.
И вдруг...