Тульская колхозная земля

На заборе две вороны
Обмывали телевизор,
Вызывая этим зависть
У Егора-мужика.
Он ругался и плевался
На засилье большевизма,
При котором без стремянки
Не залезть на облака.

А в это время бык колхозный
За бревенчатым за складом
Обещал покрыть двух тёлок,
Но оставил на потом.
На что юная пастушка
Разразилась громким матом,
Обозвав быка кастратом,
И огрев его кнутом.

А в правлении колхоза
В это время шло собранье,
Где о происках Хуссейна
Говорил бухгалтер Клим:
Мол, на что он...

Пасху соблюдай, сынок,
В Авив месяц точно,
Потому что вывел Бог
Вас с Египта ночью.

В знак, что славите Отца
За билет на литер,
Закалайте вы агнца,
В смысле заколите.

Просто завалить агнца
В людном месте мало,
Надо, чтобы там Творца
Имя пребывало.

Будет в жертвенной крови
Не любая дача,
Лишь такая, где раввин
Место обозначит,

За себя пришлёт гонца,
Сам прибыть изволит -
Кто придёт поесть мясца
Будет под контролем.

Кислого...

С утра пегасило. И сумрак музоватый.
Решив задвинуть парочку поэз,
Взяв облака, придумал рифму - вата,
Но дед Герасим вскинул свой обрез.
Колхозный сторож не любил по жизни
Все тех, чей голос глух, и потому
Пророка больше нет в родной отчизне
И некому поплакать над Муму.
Муму опять который раз утонет.
Все по вине писавших не о том.
И череп Йорика кусает подоконник,
Желая вымолвить своим щербатым ртом.

Обожаю растить помидоры
Их прекраснейший запах вдыхать
Наслаждаясь все снова и снова
И любуясь на рост их и стать

Зеленеют, растут побеги
Прибавляя мне радость в душе
И качает, колышет их ветер
Заливают дожди по весне

И душа моя полнится счастьем
В созерцаньи рожденья плодов
И природа магическиой властью
Будоражит, бодрит мою кровь

«Урожайные», «Факел» и «Ляна»
Помидорчики супер растут
«Донецкие», «колхозные», «Яна»…
В наших грядках и там, здесь, и тут

Они...

Знакомством нашим на морском курорте,
Был озадачен сельский наш Бомонд.
С чего бы это вдруг колхозный зоотехник,
Стал выглядеть как Джеймс, который в смысле Бонд.

Когда ты вышла из волны могучей,
Я мог сравнить тебя лишь с Моникой Белуччи.
Звезда обложек глянца и гламура,
Под мышкой песик и подруга силиконовая дура.

Я спрятав тело под китайским адидасом,
В районе слыл не исправимым ловеласом.
А тут забыв слова от страха чуть не помер.
Не понял сам, как раздобыл мобильный номер...

Вот, познакомьтесь, Есенин Серега,
Ходит в цилиндре по сельской дороге,
По той, что в колхозные входит поля,
Где Сологуб ночью бесов гонял,
Которые бегают днем по долине,
Где Мережковский бухал с Муссолини,
Где Маяковский стреляет по птицам
За то, что советскую тырят пшеницу,
Которая в целом идет на муку,
Которую Брюсов давал мужику,
Который летал на шабаш к сатане,
Который бывал в Киммерийской стране,
В которой по пыльным скалистым отрогам
Максимильянище странствует строгий...

Пред собранием вод

Сельский полдень разверзся над нами
И дрожащий набросил атлас,
За колхозными пряча стогами
Золотой белогрудый запас.

Зыбким блеском текучего зноя
Привечают купальщиц брега,
Ныне юные Дафнис и Хлоя
Прибежали на эти луга.

Денно голые жизни утюжит
Диск горящий, несясь от зимы,
И пространство келейное рушит,
Храм простора, где губимся мы.

Что безрукие плачут невесты,
Им еще ветхий август белить,
Вить розарьем незвездные кресты,
Сумрак Божий очами палить...

Загнобили мужика, загнобили.
Пахал как колхозный конь - ни заплатили.
Дома ждут голодные дети:
Что же батька принёс в пакете?

Загнобили мужика, загнобили
Сколько раз уже по больному били:
То цари, то демократы.
Как война - так сразу в солдаты.

Загнобили мужика, загнобили.
Только веру в себя не убили!
И вновь, потирая руки,
Пахать несмотря на недуги.

На рыбалку ехать очень далеко,
Жгут костры,а дым с туманом-молоко.
Тише едешь-дальше будешь,
На сцеплении тачку мучаешь,
И ни сделать вообщем больше ничего:

-Эй чувак, что за поселок?
Нету слева наших елок.
Нет мосточка у канавы,
Нет колхозной свалки с права.

Нет асфальта на дороге,
Начались в машине склоки.
Кто ,сворачивай, кричит,
Кто-то пьяный и рычит.

Кто-то спит уже на кресле,
Посчитать бы всех,а если,
Мы оставили кого-то,
Там,в кустах у огорода.

А потом вообще...

Июнь, скользнув в московский дворик,
под щебетанье мелких птах
в кустах посеял пух и прах, –
но не нашёл скамью и столик,
где под портвейную притраву,
под сто двадцатый Естудей
козла сбивали из костей,
колечком выдувая «Яву»,
белья просохнувшая завязь
болталась рваной полосой,
рождались фирменной джинсой
слепой восторг, косая зависть
и вера в многогранность мира,
где под мигающей звездой,
тревожа дремлющий застой,
на трёх блатных звенела лира.
За тюлем там колхозный гений...