Царское Село в Пушкине

Бросай курить, дружище!
К чему тебе оно —
Вдыхать не чистый воздух,
А дымное дерьмо?

В мозгах туман токсичный
Свет солнца заволок,
И мрак души привычно
Вполз в каждый уголок.

Бросай курить, подруга!
Себя хоть пожалей, —
Ворует твою свежесть
На миллион рублей

Каждый вдох зловонный.
В груди ведь чернота!
И вместо роз любовных
На сердце — маята.

Ведь это мутный бизнес;
Вы просто на крючок
Попались к жадным слизням,
Как бабочки — в сачок.

И потирает ручки
Делячее...

Я люблю птиц:
длинноногого журавля с долговязой шеей и прямым копьевидным клювом
у заболоченных водоемов; тускло-глинистых жаворонков обнаженных степей,
полупустынь и лугов; аккорды и паузы стройных дроздов, подхваченные
лиственным лесом; тяжёлый полёт коренастого дятла, словно брошенное копье;
кочующий огонёк рыжевато-кофейной сойки; фиолетово-металлический отлив
древнего ворона; гнездящуюся в уютных парках кроткую горлицу;
хищного ловчего сокола, на заостренном шпиле скалы...

Я в этой жизни не знаю меры!
Жить по рецепту? Это – химеры!
Быть у колодца и не напиться
У жизни вдоволь живой водицы?

Нет! Если вплавь – то не зная брода!
Я укрощу и огонь и воду!
И мне подвластны дикие силы
Огненной страсти, коль полюбила!

Мой выбор – царский, и сердце – настежь!
Пусть сладкой сказкой ты свет мне застишь,
Жить – так до крика, до крови, боли!
Да, полюбила! Погибнуть, что ли,

На гребне счастья, тобой распятой?
Нет, мой ненастный. Ты – мне расплатой
За солнца...

Девушка пела в церковном хоре,
О всех уставших в чужом краю,
О всех кораблях, ушедших в море,
О всех, забывших радость свою.
И голос ее летел под купол,
И луч сиял на белом плече,
И каждый из мрака смотрел и слушал,
Как белое платье пело в луче.
И каждый верил, что радость - будет,
Что в тихой заводи все корабли,
И что на чужбине усталые люди
Светлую жизнь себе обрели.
И голос был сладок, и луч был тонок,
И лишь высоко, у царских врат,
Причастный тайнам плакал ребенок,
О том, кто...

Картину раз высматривал сапожник –
И в обуви ошибку указал;
Взяв тотчас кисть, исправился художник.
Вот, подбочась, сапожник продолжал:

«Мне кажется, лицо немного криво…
А эта грудь – не слишком ли нага?»...

Тут Апеллес прервал нетерпеливо:
«Суди, дружок, не свыше сапога!»

Есть у меня приятель на примете:
Не ведаю, в каком бы он предмете
Был знатоком, хоть строг он на словах,
Но чорт его несет судить о свете…

Попробуй он судить о сапогах!

1829



Майкл Космика...

Не люблю кумиров. Не люблю.
За широколобую жестокость.
За презренье царское
к нулю.

Да, я нуль. Нас много.
Локоть в локоть.


Лучники, гетайры. Чернь и знать.
Море шлемов… дротики… сариссы…
Мы идем фалангой умирать.
За тебя, мой Лексус,
злато-сизый!


За того, кто смертью окропив
средиземноморье
не по разу —

продал в рабство половину Фив,
срыв с землей и кровью
Тир и Газу.


За тебя, Великий Александр —
жизнь кладут феспийцы и фракийцы!…

______...

Не множеством картин старинных мастеров
Украсить я всегда желал свою обитель,
Чтоб суеверно им дивился посетитель,
Внимая важному сужденью знатоков.

В простом углу моем, средь медленных трудов,
Одной картины я желал быть вечно зритель,
Одной: чтоб на меня с холста, как с облаков,
Пречистая и наш божественный спаситель -

Она с величием, он с разумом в очах -
Взирали, кроткие, во славе и в лучах,
Одни, без ангелов, под пальмою Сиона.

Исполнились мои желания. Творец
Тебя мне...

Попробуйте —
взмолиться и взалкать…
И на дорогу вечную решиться.

Походный котелок
макнуть в закат
и ошалеть от шепотка ушицы…


Попробуйте средь множества планет
мучительно свою планету
вспомнить…

смеяться там…
как птица в вышине…
и думать — как ромашковое поле…


Попробуйте светить, а не следить.
И если что — любить напропалую!…

И жизнью всей мужскою уходить
в свою любимую…
в свою земную…


Нырять в ее моря ярчайших глаз…
Входить в ее укромные ущелья...

Помалу канонада затихает…
Тетрадный лист… горит-крошится с рук…

А на приеме – дама. Со стихами.
И я военно-полевой хирург.


Она романсы пишет… правый Боже!…
Она рифмует «зной» и «милый мой»…

А здесь окоп — фугасом искорежен.
И я опять в крови. В чужой. В чумной.


И я кричу ей: это не игрушки!!
Кто вас сюда, пригожую, пустил?!..
До вас здесь воевал — великий Пушкин…
И еле выжил. Господи прости.


До вас здесь — в штыковую шел Высоцкий…
И в белой глине — вяз гитарный...

Москва! Как много в этом звуке
Для сердца русского слилось!
Как много в нем отозвалось...
Вот окружен своей дубравой
Петровский замок.
Мрачно он недавнюю гордится славой.
Напрасно ждал Наполеон
Последним счастьем упоенный
Москвы коленопреклоненной
С ключами старого Кремля.
Нет, не пошла Москва моя
К нему с повинной головой,
Не праздник, не приемный дар -
Она готовила пожар
Нетерпеливому герою.
Отселе в думы погружен,
Глядел на грозный пламень он...