Толпа

Одинокий, сам в себе, одинокий,
Не от мира я сего, лишний в нём.
Не хороший, не плохой, всем далёкий,
Для толпы в толпе, безликим пятном.

Лишь прохожий всем чужой, лишь прохожий,
Эха тень ушедших, прошлых времён.
Лишний но, при этом всем в мире должен,
Сам в себе, меж всех начал и сторон.

Меж добром и злом, меж явью и снами,
Жизнью сплю, в неё ничто не несу.
Между тьмой и светом, меж полюсами,
Иду серую, свою полосу.

Не распятый, не разбитый, не мятый,
Всем мешаю, как соринка...

Когда мечта, пленившая падёт,
Злобным обернётся гадом!
Не вздумано зачавкал пулемёт,
Безумный зверь плюющий ядом.

Размнóжаться утопий корабли,
Умы сгорели, но мы не виноваты.
По улицам кричали и влекли,
Назойливо военные плакаты.

Без выбора смотрели прямо в пасть,
Боялись ствола сдавленных известий.
И смерть взяла оправданную власть,
Придя к толпе как суженной невесте.

И стройно шли в могилы мы толпой,
В одной тюрьме склонясь над чашей.
Хлеб каменный жуя с проточною водой...

Не рвите глотки, криком не страшите.
Того кто был и мят, и клят, и бит,
Не напугать опасностью событий,
Угрозы крик, его лишь рассмешит.

Брехливый пёс, способен лишь на лай,
Он укусить, боится тех в ком сила.
Тех над кем нет, вождей и власти стай,
Тех в ком огнём, горячая кровь в жилах.

Торговкам на базаре крик и склоки,
Оставьте, а мужчины не кричат.
Рычат не лают, разозлившись волки,
И им не страх, а гнев туманит взгляд.

Ах люди-люди, склочная вы раса,
Во все века, меж вами...

Снова, там и тут составят списки,
Снова, делят всех на свой-чужой.
Снова, там и тут нельзя без риска,
Откровенно — говорить с толпой.

Снова, как всегда в подлунном мире,
Правда, а не истина в суде.
И смотревших, правд предвзятых шире,
Путь их взглядов, приведёт к беде.

Снова, толпам хлеба дав и зрелищ,
Отвлекут тем, от истоков бед.
Снова, виноваты будут те лишь,
От кого, для власти проку нет.

Снова, камни блага намерений,
Вымостят кому-то пути в Ад.
Снова, время буйных...

О, как корёжит злоба англосаксов
И прочую европскую толпу.
Ведь, не смогла Победа им достаться,
А так хотелось Русь вогнать во тьму.

Увы, им не подвластны россияне.
Уж сколь веков на Русь толпою прут
Гнилые Урфин Джюсовы болваны,
Но гибель находили и найдут.

И вновь Победа будет за Россией,
Сиянием своим её хран'я,
Она всегда над ней раскинет крылья,
Спасая от безбожного огня.

И подтверждая мощь и силу предков,
Россия н′елюдь всякую прибьёт.
Жив'я по древним, дружеским...

Прост — не интересен,
Сложен — не понятен.
Мелок — незаметен,
Грязен — неопрятен.

Мелкий и простой,
Сер, обыден, скучен.
Он в толпе с толпой,
Думать — не приучен.

Не понятен сложный,
В нём душа — громада!
Втиснуть невозможно,
В суть Закона — в «Надо!».

Грязный неопрятным,
Не всегда бывает.
Иной раз несчастным,
Случаем марает.

С виду простой может,
Быть душой огромен.
И быть может сложным,
Тот, кто мал и скромен...
Марковцев Ю.

Вы мне не верите, всё верно,
Кто я такой, кто я такой.
Вам моё имя неизвестно,
Я вам чужой, я вам чужой.

И безразличен абсолютно,
Я вам во всём, я вам во всём.
Ваш взгляд скользнёт – ах вроде будто,
Я вам знаком, я вам знаком.

Знаком лишь шапочно, неважен,
Не сват, не брат — не сват, не брат.
Таких — вокруг второй здесь каждый,
В толпе шумят, в толпе шумят.

И вам мне верить нет резона,
Но и не верить его нет.
И равнодушно, дыша ровно,
Кивнёте вы на мой привет.

Всё верно...

Не задену тебя даже взглядом,
Даже мыслью к тебе не коснусь.
Пройду мимо тебя в толпе рядом,
И зачем-то, потом оглянусь.

Оглянусь, взгляды встретятся наши,
И пойму, что тебя я искал.
Что хотя, не встречались мы раньше,
Сердцем я, всё-равно тебя знал.

Ты посмотришь в ответ с изумлением,
Потянувшись ко мне, но опять.
Людей массы, толпы их течением,
Друг у друга, нас смогут забрать.

Побегу я к тебе, но напрасно,
Незнакомый родной человек.
Словно солнышка луч в день ненастный...

Как подойти и как сказать,
Что сердцу плохо без тебя,
Вот иссякают силы ждать:


И лицезреть мне так обидно
Тебя в толпе чужих людей.
Как скрыть мне боль - её же видно,
А с болью жить ещё больней.

И почему я вдруг влюбилась
В тебя, и больше ни в кого?
Чтоб сердце, так любя, томилось,
Душе же было тяжело.

Такая жизнь. Страдать мне вечно
И каждый день тебя всё ждать,
Когда полюбишь - неизвестно,
Придётся мне стихи писать.

В прелюдию марта врывается тема разлуки,
Ее, замирая, выводят контральто и альт,
Растет напряжение, холодом скованы руки,
Но взмах дирижера, и форте раскатисто - март!

А дальше - то тремоло птиц, то капризы капели,
То яркие краски тюльпанов, то дробь каблучков,
А тема разлуки сливается с воем метели,
С прорывом арктических масс и строкой холодов.

А тема тепла, начинаясь пунктирно и скупо,
Все чище, все звонче, выводит любовный аккорд.
А дальше - уже не стесняется медная...