Темно-синяя

Яков Есепкин

Палимпсесты

Вновь у Гекаты

Тринадцатый фрагмент

Нитью черною битый фарфор
Соведем, пусть менады пируют
О червленом и, шелками Ор
Увиясь, гоям небы даруют.

Это пир или тризна, ответь,
Золотая Геката-царица,
Меж креманок вольно багроветь
Феям снов, им и хлебы – корица.

Ах, мы сами темнее ночных
Всеувечных скульптурниц мраморных,
Яд пием их шелков ледяных,
Изотлевших на лядвиях морных.

Тридцать второй фрагмент

Хвои басмовой огнь золотей
И чудесней о...

Яков Есепкин

Палимпсесты

Мистерии Алмазного царства

Восьмой фрагмент

И на хвое серебро горит,
Ночи сонник всемлечен и ярок,
Пусть Цитерия эльфов мирит
С черным снегом и желтию арок.

Ах, волшебные темные сны,
Длитесь, длитесь, на вас уповаем,
И шелками царевн ложесны
Совием, и еще пироваем.

Нам венечья богини куют,
Черной желтию их отемняют,
И вакханки в серебре пеют,
Коих юдицы нощно сменяют.

Тринадцатый фрагмент

В темном блеске рождественский хор
Витых златом...

Непогода — в небе тучи,
Серо, сыро и темно.
На кровати болью скручен,
Я упал на жизни дно.

Непогода — в небе тучи,
Серо, сыро и темно.
Шепну боли: - «Хватит мучить,
Не убьёшь — коль не дано!»

Непогода — в небе тучи,
Серо, сыро и темно.
И вдруг чудо — солнца лучик,
Заглянул в моё окно.

Непогода — в небе тучи,
Серо, сыро и темно.
Я один, но мне не скучно,
Скуку, я прогнал давно.

Непогода — в небе тучи,
Серо, сыро и темно.
А мне снова стало лучше,
Встану — встану всё...

В синей дали мой остров желанный,
В синие дали мечтой улетаю,
Хочет мечта стать синей птицей,
Но так легко упасть и разбиться:

Грудью о скалы, лицом в злую пену,
Сердце устало ждать перемен.
Лучше об остров мечты разбиться,
Чем в гавани тихой всю жизнь простоять.

Так уже было - вспомни Икара -
Крылья спалило страшным пожаром.
Но все равно упрямые люди
В синюю даль направляют суда.

В синей дали мой остров желанный,
В синие дали мечтой улетаю.

Продолжая историю старых веков,
Я тебе расскажу не о битвах богов,
А о грусти разлуки и печали любви.
И опять в картину мою загляни –
Пред тобою появится темный лес,
В нем скитается странник – не ангел, не бес.
Он в безумие впал от печали своей,
От потери, которой нет в мире больней.
И ему суждено быть таким навсегда,
Почему же любовь его так предала?
«Кем ты был, до того как ушел на сто лет,
Чтобы в поисках силы обойти весь свет?
Ты был слаб, но лишь телом, а сердце твое
Было...

Подниматься из омута
Чтобы лопнуть на солнце
Кровавыми брызгами
Розовым пузырем
Древний глаз расколот
И тлеет щелью
Трещиной бездны
Обухом тайны
В недрах слепящего солнца.

2. Ветер

Пространство вразнос
Утро пора трепать
Расталкивая полотна
В стороны света.
Парус надут
Отколовшись куском
Черепицы
С исцарапанного небосвода
Ломтями развален сосуд
Дымного неба.

3. Ночь (дом)

Тени плетут мосты
Протягивая на ладони
В ночь упругий трамплин.
Чаинки...

Однажды, в размышленье погруженный
я испытал желанье закурить,
и видел я: во мраке подсознанья
ехидный глаз зажегся, голова
змеиная из мрака проступила,
дразня меня раздвоем языка,
но размахнувшись, мощно я ударил
в прищурый глаз, и тут же, отделившись
от телесов, глава преобразилась
в подобье жабы
и ушла в глубины,
и вместе с тем желание исчезло….

Однажды, в размышленье погруженный,
почувствовал я в сердце чистоту,
и видел я: душа моя сидела
на каменной ступени; белым светом...

Ты для меня теперь явилась
Любимой, Музой и Сестрой -
О, сколько душ соединилось
В твоем лице, в тебе одной!

Веленью Божьему подвластна,
Всегда любить обречена,
Ты утонченна и прекрасна,
Как византийская княжна.

В тебе заложена троичность,
И тут уж как ни посмотри,
Хотя одна ты только личность,
Но для меня ты - целых три.

Когда твой взгляд, умен и тонок,
Улыбкой нежной просветлен,
Я весь ликую, как ребенок,
Я трижды счастлив и влюблен.

Я становлюсь, с тобой...

Жизнь блестела, словно твой паркет.
В тишине густых сосновых палок
Женщина качалась в гамаке,
И арахис жареный жевала.

Белый пудель стриженным хвостом
Всё махал, на солнце члены грея –
Женщина читала энный том
Сочинений Э. Хемингуэя.

В щели глаз лились живой водой
Строфы занимательных историй
Про окопы первой мировой,
И о старике, ушедшем в море.

Я был рядом, лучший друг семьи,
А точнее - лучший друг хозяйки.
Ежедневно, с часу до семи,
Рассуждал, качаясь в раскачайке...

И вдруг на закате вся в темном врывается в осень,
И мечется в ворохе листьев, в обрывках сонетов,
Она ни о чем никого в этот миг не попросит,
А молча растает, раздавлена или воспета.

Да что там за время, откуда такая прохлада?
О чем они снова просили тирана, мой ангел?
И где-то кружилась упрямо в пылу листопада,
А век серебром награждал, и другого не надо.

Да только та осень... она ураганом пугала,
И все вырывала их души, как желтые листья...
И каменный век, он серебряным был, но...