Там Отец

Сомкну глаза печалью грешной,
Слезами память утолю
Во чреве полночи кромешной
Я, словно, филин – закричу:
Люблю тебя – без всяких правил,
Жить без тебя – себя заставил
Покаянно творить – не прочь,
Чтобы чудесной была ночь?!
Купаясь в манне благих небес,
Плыву в объятья двух сердец,
Он мне и друг, и мой отец –
Повелитель волевых чудес…
…возвращает в сон любимым
И признательно – повинным…

Я постиг, что ущелья — это дно,
И хоть всегда я слушал заветы отца,
Но в итоге я понял одно:
Эта жизнь не стоит и выеденного яйца!
Подумай, для чего ты живёшь
И что тебе вообще нужно от жизни?
Всё, что тебе втолковывали с детства — ложь,
А истина в одном лишь бандитизме.
Это не война, а протест
Против тех, кто ради нас не ведёт и бровью.
Позором заляпан каждый их жест,
А позор смывается кровью!
Эти держиморды хотят нами владеть,
А от наших обычаев им ничего не надо.
Лишь поэтому...

В клетке есть дверка.
От дверки есть ключ.
Ключ стережёт гномик.

Лишь иногда, лишь иногда
гномик пускает в домик.

В домике этом никто не
живёт,
жёлтая птичка песню поёт,
птичку зовут канарейка…

Катится год, снова катится год,
зёрнышки жёлтая птичка
клюёт,
тонкая колышется рейка.

Ай, весела, ай, хороша
песнь у весёлой птички.
Гномик досыпет зерна не спеша,
чистой дольёт водички.

С рейки на рейку –
- скок, да поскок.
Ай, не жалей-ка, что одинок,
если не давит пруток...

Мы рассчитали всё до мелочей,
запал прилажен к бомбе, дышит жало,
в ушах собрания гомн, с его речей
студент Петров – в сомнении, с долей жара.

Карета проезжает ровно в пять,
и переулок весь, как на ладони,
ошибки не должно быть, если вспять
не повернут карет, не встанут кони.

Эльвира, мать троих детей, рев-люционер,
с кружка левоцентристов, радикалов,
вчера Коммуну ставила в пример,
и призывала не снижать накалов.

И вдруг, мой однокурсник, встал, субъект,
и молвил – революция...

Разорвать бы и тело и душу,
Раздавить бы тебя сапогом-
Это было намного бы лучше,
Жаль мешает государства закон.

Ты сильнее меня,я не спорю,
Но душою ты гадок и слаб.
И утонешь ты в проклятом море,
Подчиняясь святошам как раб.

Нет ведь чувств в твоих взгляде и мыслях,
И в глазах только подлость и ложь.
И в добре твоём столько корысти-
После смерти ты только поймёшь.

Только время уйдёт безвозвратно,
Утечёт как сквозь пальцы песок.
Не вернёшь ты былое обратно,
У виска...

Я вхожу в океан этой страсти и нежности дерзко,
И ищу оправданье за наши и речи и встречи,
И металась душа, уплывая то в юность, то в детство.
И погасшие звезды светили во тьме в этот вечер.

Словно бабочка грез, я искала то яркое пламя,
И нашла в полумраке забытых стихов миражи,
Я вхожу в океан, не боюсь ни страстей, ни признаний,
-Успокойся, мой ангел. –Не буду, мне хочется жить.

- Он беспечный скиталец, его не прельстят твои речи,
Он давно позабыл, как парить между небом и морем...

Мы чемпионы в гонке за страстями.
Опять влюбляясь - пики нам милей.
Сжигаем душу малыми частями,
Бальзам на рану - похоти елей.

Тепло родное нас уже не греет,
Плетем, забывшись, новые узлы…
Пока однажды опыт не созреет,
Очнуться шансы призрачно малы.

Любя детей, Отец не поскупился,
Заботой близких нежно окружил…
И чтобы мир подлунный засветился,
Потенциальность в каждого вложил.

Ночью внезапно, еще не проснувшись, прабабушек, прадедушек,

Маму, отца, бабушек, дедушек,

Между явью и сном вдруг увидел я.

Вспомнил летний холод и зимний жар таких до боли родных могилок.

Вспомнил, как пацаном, споткнулся

Об двух с половиной метров могильный холм прадеда - великана,

Упав ничком в обжигающий голову снег,- в родные объятья,

Всё - суета сует, томленья в надеждах и помыслах разных,

Душ еще более разных.

Все успокоятся. Все перейдем Туда, где нет...

Сердце замирает от любви
Ты твердишь - найдешь себе другого.
А апрель стучит в окошко мне.
Душа с тобою обручится снова.

Скажи, что еще любишь ты меня.
Сердцем я порою ощущаю.
И убедила жизнь - борьба.
Она глубокая, святая.

Дед внуков и отец моих детей.
Двух дочерей, двух сыновей.
Уж подрастают наши внуки,
А ты мечтаешь о разлуке.

А может просто лжешь себе.
Порою упрекаешь ты меня.
А я в мечтах тебя ласкаю
Томясь и искренне любя.

Видел я вчера в окне
Стройные березы.
Я сказал им, что в стране
Не струятся слезы.

Я намеренно солгал —
Пусть живут отрадой!
Детский смех, а не оскал,
Будет им усладой.

Долго им еще цвести,
А мои детишки
Листья, словно конфетти,
Распихают в книжки.

И полюбят звон листа,
Как отец их грешный.
И проникнет красота
В этот мир кромешный.