Сыр-Дарья

Наступает сумрак ночи
Пропадает призрак дня.
Желтым глазом прямо в очи
Месяц смотрит на меня.

Тонет все во мраке чащи,
Тянет влагою сырой.
Комариный рой гудящий
Зазвенит над головой.

Ночь полна очарованьем
Лес тихонечко затих,
Легла грустно и в молчании
Тишина у ног моих.

В комнате светло от солнца.
Как же можно усидеть?
В мое белое оконце
Надоело мне глядеть.

Ведь в глазах темно и пусто.
Сердце – погреб. В нем темно.
Холодно. Сыро. И грустно
Видеть мир. Мне все равно,

Что вокруг смеются люди,
Что щебечут птицы. Всё ж
Светлых дней уже не будет.
Солнце, ты меня не трожь!

Не подруги вы мне, Птицы,
С вами не судьба летать.
Как мне хочется забыться,
Свою душу подлатать.

Очутиться в вечном крае,
Где нет страха, боли, бед…
Солнце, что со мной...

Безмолвный слиток
внутри лишь бьется,
комочек ниток,
не разорвётся…
Кроваво-красный,
и тёпло-нежный,
Бывает разный,
живёт с надеждой…
Ты угадаешь
его по стуку?
Нет, опоздаешь…
Подай мне руку…
По венам солнце,
луна в рассудке,
огонь в оконце…
Ну, нет, уж…дудки.
Лови сквозь время
мои ладони,
и ногу в стремя,
промчались кони…
Неуловима,
но всё ж живая,
не много мимо,
но понимаю…
Безмолвный слиток
уж очень громкий,
на нем накидок
связала много,
чтоб быть не яркой,
чтоб...

Дуновению ветра подобна,
Льется песня, из строчки строка.
Кто бы знал, как слагать неудобно,
Те стихи из сырого пока.

Как же сложно лепить их из теста,
Чтобы строчки легли по слогам,
Что бы пели скворцы в рамках текста
В такт синхронного танца шагам.

Чтобы мысли текли алгоритмом,
Из мозаики путаных слов,
Неизменною суть в стиле ритма
Оставалась в объятьях оков.

Чтоб достойно звучали все рифмы,
Нужно тысячу слов перебрать.
Не легки с легослов логарифмы,
Можно голову этим...

Сколько их, кому маваши
Смерть заправила поддых!
На селе Большие Каши
Мертвых больше чем живых...

Полночь. В маленькой избушке
Скатерть цвета кумача.
Три старушки-помирушки
И волшебная свеча.

На погосте, где опушка,
Не дождетесь, вашу мать!
Три старушки-помирушки
Отказались помирать.

Сыр, морковные ватрушки,
Земляника, чай мате.
Три старушки-помирушки
Подзанялись карате.

Целый день гремят костями,
Грушу с криками «Кия!»
И локтями и кистями...
Не боятся ни … кого...

По странному закону мирозданья
Разрушим нам не нужный старый мир
Причём без полумер, до основанья
А крыша съедет - жди в озоне дыр

Толпа людей похожа на цунами
Где мы прошли – там не растет трава
Земля горит под нашими ногами
И тонут в океане острова

И мать – сыра земля ждёт - не дождётся
Когда средь метеоров и комет
Сынки промчатся - как табун несётся
Ломая скалы девственных планет

В траве под скалой
Всегда тенистой,сырой
Родник студеный

Бежит играя
Он хрустальной струей
В тиши зеленой

И небеса и лес нагорный
Все наблюдают
Шум веселый и проворный
Не прерывают

Не смотри ему вслед удивлённо:
Счастье больше уже не придёт.
Целлофановой скользкою плёнкой
Залил улицы гололёд.
Не вернётся, не обернётся,
И в окошко не постучит,
И на улице не поскользнётся,
И из города вовсе умчит.
По осенней сырой распутице,
По снежку, что ляжет потом,
Зачастит на старинную улицу
Нежеланная гостья в твой дом.
Зачастит, застучит клюкою:
Мол, пришла, отворяйте мне дверь!
Та старуха зовётся Тоскою.
Хочешь, верь мне. А лучше не верь.
Целлофановой скользкою...

На полоски радужные
Распишусь послеливневым дымом,
Да сырые ручьи пущу буераками,
Мне сегодня неважно
По каким расползаться витринам,
По каким собираться оврагам.

Рассекусь на кривые
Изгибы лиственных злаков,
Да водой родниковой лягу под корень,
Мне сегодня живые
Врезаются запахи плахой,
Мне сегодня ножами по сердцу чешет свобода.

Обольюсь винной кровью
С закатных клинков острокрылых,
Да развешусь в мах ястребиный,
Мне сегодня с тобою
Неважно, идти без оглядки, дышать одной...

Их род идет от земляных червей,
Копаться в грязи, грязью умываться
Для них единственное светлое пятно
На черной колее
Убитой смрадом жизни.
Им желчью наслаждаться
На всем пути велит сырое сердце.
И если вспомнит о них кто,
То только вымазав в дерьме уста свои.
У них всегда заначка по соседству
Из показанного объявленья силы
От слабости пустой, гнилой душонки.
И своей дрянью мир надев на вилы
Они сосут чужое место,
Что под солнцем
Снискало созерцание любви.
Они шуршат в помойках и...