Свист ветра

Раз!
Два!
Три!
Выстрел.
Кровавая акварель
по стене
мертвым эскизом.
Следующий!
Палач бессмысленно
жмет на курок.
Приказ сверху,
исполнение снизу,
холодная простота.
Смерть у ног
пробирается змеем
по трупам.
Тот, что еще
секунду назад
жадно глотал раскаленный воздух
и до последнего счета
верил,
уже потерял свой страх.
Смерть потирает потные
руки,
слизывая
желудочный сок
на устах
и принимая позу
эстета-Нерона
перед пылающим Римом.
Мрачные мины
карающих кукол...

Бог морей! Не сердись, ради Бога.
Хоть немного ты к нам подобр'ей.
Дай дойти до родного порога,
В порт родной возвратиться скорей.

Дай нам стать, отдохнуть от похода,
От шторм'ов, что мешали идти,
От суровой ненастной погоды,
Что стояла у нас на пути.

Путь был вроде не очень далёкий,
Да и шли по нему не вперв'ой…
Груды волн навалились жест'оки,
И вокруг ветра лишь свист и вой.

Снасти лопались, мачта сломалась
От ударов могучих вал'ов,
Но, казалось, им этого мало,
Не хватало...

Нервный треск хвороста.
Запах сочного мяса
собирает волчьи тени
связкой тревоги.

У костра новые гости,
ветром лесных трущоб
вливаются в пение
ночи.

Доспехи черного неба
укрывают таинство тихих легенд,
рассказанных странниками.

Раненная
луна
плавится в ленной
утробе призрачных глаз.

Проходи к огню, садись
кто бы ты не был,
отшельник багряных дорог.

Звон
родников.
Экстаз
шамана.
Свист
разбойничьих шаек
поодаль.

Вздохи
могучих дубов
охраняют сон.

Нас море примчало к земле одичалой
В убогие кровы, к недолгому сну,
А ветер крепчал, и над морем звучало,
И было тревожно смотреть в глубину.

Больным и усталым - нам было завидно,
Что где-то в морях веселилась гроза,
А ночь, как блудница, смотрела бесстыдно
На темные лица, в больные глаза.

Мы с ветром боролись и, брови нахмуря,
Во мраке с трудом различали тропу...
И вот, как посол нарастающей бури,
Пророческий голос ударил в толпу.

Мгновенным зигзагом на каменной круче...

Небо в тучах, ветра свист,
Вдаль уносит желтый лист,
Так меня судьба с родного дома гонит.
Да и то бы не беда,
Я еще вернусь сюда,
Вот только отчего так сердце стонет.

Не забыть мне, не забыть,
Край, где я умел любить,
Где страдал, надеялся и верил,
Не забыть и не простить,
Тех, кто все ж сумел закрыть
Предо мной родного дома двери.

Осень, ветер бьет в виски,
Осень спутница тоски,
Ты моею будешь провожатой, осень.
В небе тучи - облака,
Путь - дорога далека,
Вот бы солнце...

Блестит дорога, блестит,
После дождя,
Такси, ночное такси
Увозит меня.
Встречного ветра свист,
Асфальта серпантин,
Я покидаю город любви,
Один.
Город любви,
Разбитых надежд витраж,
Город моей любви,
Мираж.

Струи небесных слез
Омыли лицо земли,
Мутный ручей унес
Остатки любви.
Я рану души прикрыл,
Взяв звездного неба шаль,
Это не жалость о том, что любил,
Печаль.
Город любви,
Схлынула мыслей блажь,
Город моей любви,
Мираж.

Встречный поток машин
В город спешит...

Осени бег золотой,
Снова кричу я постой,
Не торопись уходить,
Есть ещё время любить.

Как золотая листва
Стала моя голова,
Но я найду те слова,
Чтоб полюбить навсегда.

Жёлтым покроет тот лист
Улицы все и траву,
Слушаю птичий я свист,
Астры в букет соберу.

Стая больших голубей
Хлопнула крыльями враз,
Сколько там их сизарей
В небо вспорхнули сейчас?

Пёстрые краски манят,
Воздух ядрёный бодрит,
По ветру листья шумят,
Небо со мной говорит.

Сыплет ли снежная пыль,
Или...

Прошло много лет, как огнём и мечом
Навин в Палестину мир людям принёс.
По старости лет прочь уйти обречён,
Собрал вкруг себя Иисус (не Христос)

Старейшин, начальников всех и судей,
Левитов, конечно (а как же без них).
Преклонного возраста мудрый еврей
Соратников взглядом окинул своих,

Сказал им: "Состарился я, господа,
В походах под градом проклятий и стрел,
Но Господу не изменял никогда
И в деле захвата земель преуспел.

Народы чужие для вас истребил...

Мы затворяем окна. От грозы
Спешим закрыться мы на шпингалеты.
Свинцовым тучам пальцем погрозив,
Подальше в шкаф упрятав все скелеты,
Бояться бури учим мы детей...
Свет молний - блеск мечей, готовых к битве.
В порывах ветра слыша свист плетей,
Мы заглушаем гром, творя молитвы.
И смутный страх - наследие веков, -
Разбуженный новорожденной бурей,
Предъявит крупный счет за семь грехов
И растревожит память, словно улей.
Но вдруг луч солнца туч прорежет мглу,
И страх сбежит в глубины...

На черной виселице сгинув,
Висят и пляшут плясуны,
Скелеты пляшут Саладинов
И паладинов сатаны.

За галстук дергает их Вельзевул и хлещет
По лбам изношенной туфлею, чтоб опять
Заставить плясунов смиренных и зловещих
Под звон рождественский кривляться и плясать.

И в пляске сталкиваясь, черные паяцы
Сплетеньем ломких рук и стуком грудь о грудь,
Забыв, как с девами утехам предаваться,
Изображают страсть, в которой дышит жуть.

Подмостки велики, и есть где развернуться,
Проворны...