Сумерки сгущаются

пахнет комната истомой
той которой время вышло
я его по почте вышлю
потому что невесомо
и недорого заплатишь -
весит только упаковка
ты получишь и заплачешь
и сработает уловка
ловко я тебе напомню
яркий свет звезды высокой
пряным летом сны наполню
ветром, шепчущей осокой
чтоб любовь над нами сжалясь
воротилась бы из комы
мы б друг другом надышались
тёплой комнатной истомой
для которой время вышло
с циферблата цифры стёрлись
стрелка ходит еле слышно
тени длинные простёрлись...

Поверив в мир без зла и боли,
Мы появляемся на свет...
В воде, что с примесями крови,
Со вздохом мы даём обет.
И в этот миг мы обрекаем
Себя на вечную борьбу,
И не успев найти, - теряем,
Свою жестокую судьбу.
Кому-то жить легко и долго,
И всё от жизни разом брать...
А у других черно и колко,
Что не хватает сил орать.
Кто-то сто раз терял рассудок,
И придавал земле родных...
Другой же тихо кормит уток,
Не слыша откликов земных.
Кому-то в сумерках приснилось,
Что в их сердца...

Душа её, томясь о небывалом,
Невидимом, неведомо ином,
Лилась в грядущее… Но как порой устало
Глядела эта Женщина в окно…

Пила рассветы, падала в закаты
И догорала в сумерках дотла…
Ах, как же перед ней… невиноваты
Те, с кем печаль её невенчанной жила…

Но не страшилась горечи признанья,
Переболев потерями, строка,
Оплачивая жизнь весомой данью
Созревшего для Вечности стиха…

В жарком сорок четвёртом
Ехала по Литве
Рота тридцатьчетвёрок.
Медленно день мертвел.

Зарево на востоке.
Блёклые небеса.
Запад гремел далёкий.
Что тут ещё сказать?

Всё, чем до фронта жили
Там, на своей земле,
Скрылось за шторой пыли,
Выхлопом дизелей.

Только во пОле чистом
Стало опять легко.
Где они, особисты?
Партия далеко.

Кто их смешает с грязью?
Кто им в бою соврёт?
Путь им прочерчен красной
Стрелкой за синий фронт.

Там, распахнув обьятья -
Чёрные два крыла...

Так и вижу я эту картину,
На дне ямы "дружочек" лежит,
Уж не дышит, сломал видно, спину,
А над ним, Бог, как фельдшер стоит.

Неземного, напишем мы слитно,
Подарил он на время огня,
Обожжённый "дружочек" воскликнул:
"Эй! Ты куртку спалил мне зазря!"

Я лежал, от трудов отдыхая,
Что ты грузишь меня, Боже мой?
Я вот только тут стих дочитаю,
И пойду потихоньку домой.

Оживлять меня точно не надо,
Я и мёртвым то не был ничуть
Всё придумала девушка Лада,
Ты помилуй её, не забудь...

Кружит октябрь над крышей дикой птицей,
курлычет, ставит стаи на крыло.
И пахнет ветер лавром и корицей,
и в сонной роще тихо и светло.
Листва горит, и жухнет, и темнеет,
но не дают тепла её костры,
а сумерки всё гуще, всё длиннее…
Мы с ней похожи, словно две сестры -
скупого жеста тихая усталость,
зелёных глаз глубокая печаль,
и листопада красота и жалость,
и увяданья горькая печать.
Моя сестра - божественная осень,
я отражаюсь у неё в глазах,
мы с ней любовь в иззябшем сердце...

Люблю последние деньки пригожей осени,
Когда прозрачный воздух, как хрусталь,
Звеня, дрожит в объятьях нежной просини
И порывается в заоблачную даль.

И солнце ввысь карабкается нехотя,
Не в силах до зенита доползти.
И, словно не желая дальше вверх идти,
Сворачивает вдруг на полпути.

Деревья дремлют, щедро и заботливо
Червонцами листвы усыпав пруд.
Кривые ветви томно и уродливо
К лучам последним тянутся и льнут.

А мимо них, как будто гость непрошенный,
Которого не взяли на...

Иисус сын Навина разведать послал из Ситтима
Соглядатаев двух и пришли служки в Иерихон.
В дом блудницы зашли они заночевать без интима,
Но проведали люди про странности этих тихонь

И царю донесли, что какие-то два иудея
Заглянули к блуднице на красный фонарь неспроста.
Не от прелестей блудной Раав те ребята балдеют,
А узнать норовят про совсем не срамные места.

Не нужны им ни сиськи Анфиски, ни малые губы.
Их вопросы другие совсем отрывают от сна -
Психотропные где воют...

Листая ветхие страницы
Увядшей памяти моей,
Стою - и вглядываюсь в лица
В дрожащем свете фонарей.

Ветвей ободранные кисти
Малюют блёклый лик луны,
И осень горсть последних листьев
Срывает с голой крутизны.

Препровождая день короткий,
Качнув расплывчатую тень,
Шальной, неверною походкой
Блуждает ветер в темноте.

Но через миг, отбросив негу,
Расправив крылья в ширину,
Вдруг порывается с разбегу
Обнять застывшую волну.

Нависли сумерки седые
На плечи серые домов,
И люди...

В сумерках колких щерилась злобно вьюга,
Дыбилась рьяно, жадно вбирая небо…
У перехода лаяла хрипло сука
И прикрывала лапами корку хлеба.
Серым кольцом столпились вокруг зеваки,
-Бешеная - шептались - смотри какая!
И в ожиданьи скорой кровавой драки
Робко кивали в сторону песьей стаи.
-И не боится, ведь разорвут, как тряпку!
-Ты посмотри, их сколько - куда уж ей там!
Помню, как стало холодно мне и зябко.
От равнодушия холодно. Не от ветра…
Помню, как вдруг исчезли дома и люди...