Сугробы

Опять я вижу свет в твоих глазах... —
А может, это отблеск запоздалый?..
Твоих волос извилиста лоза,
Простой вопрос — осколком пьедестала.

Узнать тебя среди далёких лиц, —
Что может проще?.. — только встать из гроба.
Я вспряну в небо — и низвергнусь ниц,
Наполненный предчувствием разгрома.

Час до рассвета. Вечность до разлук.
Твоя ладонь моих коснётся пальцев.
Ты бросишь вызов и добру, и злу,
Прикрыв себя сугробом одеяльца.

Я больше не сорвусь в полёт, и пусть
Твои глаза — да...

Тесно мне в городе, тесно,
В сугробах он грязных и прелых,
Окованный повсеместно.
Тема уныла и сера.

Я убегу, где не тает
Снег,и, где краем леса
Ветер- задира играет
Им, как шалун-повеса.

Зима серебрит дорожку
К домику у опушки,
И встретит елочка-крошка
В снегу до самой макушки.

А на вершинах сосен
Кружев хитросплетенье,
Звенящая чистая просинь,-
Восторга оцепененье!

В морозной тиши ночами
Светят здесь ярче звезды,
Как-будто под фонарями
Огней разноцветных россыпь...

Так устроены люди: за сезоном – сезон,
Ожидаем, извечно, райских кущ сладкий звон.
Но уходят мгновенья, повернувшись спиной.
И надеемся снова, что какой-нибудь Ной

Вновь спасёт от потопа и насытит тела.
За какие заслуги?! За какие дела?!
Улетает голубка. С нетерпением ждём -
Возвращенья к надежде, встреч с зелёным листом.

И опять жизнь желтеет, горбит спину сугроб.
И морщинки, бесстрастно, метят горечью лоб.
Вновь даём себе клятвы – доживём до весны,
Соберём в себе силы и сорвём...

В пятницу, с друзьями сидя в бане,
Далеко уже не в первый раз,
Новый русский - Кацман дядя Ваня -
Задушевно начал свой рассказ:
- Дело было в прошлом Новом годе:
Обмывали мы моё УДО.
Вмазали тогда немного вроде:
На братуху десять раз по сто,
Да потом ещё по стольку пива.
Разменяв зелёные рубли,
Чтобы вечер завершить красиво,
На бульвар знакомиться пошли.
Друганы мои кадрили тёток,
Я ж до джипа просто не дошёл
И, рыгая как секач матёрый,
Я в сугроб свалился, как мешок.
Как провал...

Как шаль цыганки ярок и цветаст
В безумном танце закружился вечер.
Чуть пьян и наказуемо беспечен
Тобой бедовой наслаждаюсь всласть.

Июльский ливень дерзко нежных слов
Зарделся на щеках твоих горячих.
Мурлычешь, удовольствия не пряча,
Хоть и не веришь в искренность усов.

Возможно, о несбыточном мечтаю,
Но вижу,- под моим восторгом тает
Сугроб в душе как в мартовском лесу.

Уйду один. Но сладких губ улыбку
И талии податливую гибкость,
И часть тебя с собою унесу!

Снег за окном. Покой…
Зима заботливой рукой
Укроет все ошибки и просчеты.
Хочу, чтоб стал ты просто «кто-то».

Я призываю магию зимы!
Пускай застынут изнуряющие сны,
В сугробах пусть увязнут мысли,
Сотрется память снегом чистым.

Я перестану думать о тебе,
Моей неполучившейся судьбе.
И станешь ты одним из многих-
Чужих мне, незнакомых и далеких…

И жить начну я с чистого листа.
Все это будет после. А пока
Нет сил бежать по кругу в сотый раз.
Останови меня, зима, сейчас!

1
Расплата, вроде, наступила,
ведь был повержен, в ней, Поэт -
уехав..., но хандра хватила
( за месть ) Онегина — в ответ...,
а Ольга — в скуке сожаления,
едва ль, через потуги зрения,
пыталась Ленского найти,
беря в расчёт их душ пути -
по жизни... Будет день грядущий...,
а тут уж ужин... После — спать...,
где каждому — своя кровать,
и для гостей ( Ведь дом большущий! )...,
ну, а Онегин, в зло аж впав,
умчался ( Всех — в сердцах — послав! )...
2
Затихли все...- в своей манере...

Она сказала: «Он уже уснул!»,—
задернув полог над кроваткой сына,
и верхний свет неловко погасила,
и, съежившись, халат упал на стул.

Мы с ней не говорили про любовь,
Она шептала что-то, чуть картавя,
звук «р», как виноградину, катая
за белою оградою зубов.

«А знаешь: я ведь плюнула давно
на жизнь свою... И вдруг так огорошить!
Мужчина в юбке. Ломовая лошадь.
И вдруг — я снова женщина... Смешно?»

Быть благодарным — это мой был долг.
Ища защиту в беззащитном теле,
зарылся я...

Белеет низ, синеет верх
На холст мазки ложатся.
Сюда ко мне пришла зима,
Я не смогу сдержаться.

Я нарисую льдинок блеск,
И тусклый солнца круг,
И озорные небеса, синеющие вдруг.

И на сугробах лайки след,
Ведущий в дальний лес
И лай... Но звук нарисовать –
Возможно или нет?

И ель, рождённую в лесу
И выросшую там,
Но дровосекам-мужикам
Её срубить не дам!

И радость вспыхнет на холсте
Как на металле блик.
Смотри, смотри вовсе глаза
Всё ожило на миг!

Зима затягивает и перерезает глотки,
остужает пальцы холодными губами
пронзает, словно смычок, звуками, головами
в тишине, где нет точек и звук без примочек.
Полеты от безнадежности замедляются, замедляются,
дороги становятся невидимыми, на деревьях нет почек,
нет дверей и окон, как на картинах из темных точек,
безнадежный суицид и тени птиц-одиночек.
Зима затягивает меня, обволакивает метелями,
лишает движений, хотя гололед, и должно быть быстро.
На ребрах я чувствую ее прикосновения...