Стриж

Я закрыл на мгновенье глаза
И представил полет над Парижем.
Я представил себе города,
Слякоть на улицах, стрижа.
Деревья в цвету, ну а я босиком
По улице бодро шагаю.
Меня обдает ветерком,
А я глаза закрываю…
Но вот опустилися тучи
И дождик мелкий пошел…
Смоет с глаз моих слезы
И сердце вспыхнет огнем.
Я забуду дни непогоды,
Я забуду холод и страх!
Как прекрасна погода,
Когда вокруг все в цветах!

Он был сбит, проморгав ловушку,
получив от «второго» в лоб,
срезал елей, берёз верхушки,
и зарылся винтом в сугроб.

Перебитые шасси – ко всему.
И – прошитый в пяти местах.
У дороги, с развилкой к Киеву,
от Москвы в пятистах верстах.

Это был, наверное, сорок третий год,
и, наверное, март-апрель.
Снег просел местами, речку – можно вброд,
на иголках – слеза-капель.

Он открыл глаза – сотни алых роз.
Он закрыл глаза – лёд оков.
Он открыл глаза - немец, рыж и росл...

Аленький, Аленький… слышно с рождения.
Век белокрылый твой - как наваждение
быстро летит, и - уже не девица!
Взгляд молодой только также искрится.

Волосы белые, коротко стрижена.
Алей назвали – и имя как выжжено…
Гнули ветра тебя, - экая прочность!
Как заметало...
Светишь Аленький!
Впрочем…
время не лекарь, и – ставит отметины.
Выпей сегодня , за это - в ответе ты!

Как высоко небо синее с проседью!...
Женщина сбЫлась!!! Виват!!!
.. кто-то спросит –
«Годы бегут, - как...

Одноэтажная страна
На картах мира не видна…

Еë приземистая хата
С сиренью белой у крыльца,
Как над могилою отца,
Забыта, пропита, распята.

А за кружочками столиц –
Ни духа русского, ни лиц…

И плачут где-то незабудки
Прозрачной утренней росой,
А петухи наперебой
Кричат рассветную побудку.

И тянет снова к ней бежать
С упрямством глупого стрижа…

Город мой добрый, город мой славный -
Запах сирени весной.
Ты нас встречаешь, ты провожаешь -
Верный приятель родной.

Чайкою белой над речкою вспышка,
Возглас веселый стрижа.
Стайка девчонок, веселый парнишка -
Жизнь выпускная пришла.

Свечкой на ветке зажгутся каштаны,
Вечер в Нескучном саду.
В старой веранде под музыку танцы -
Жду тебя, милая, жду.

В белом невеста, сверкает нарядом,
Рядом счастливый жених.
Солнышком в луже смеёшься, ты рад им,
Счастью влюбленных двоих...

В груди —
застывшая астматина
под кожей тлеющих рубах.
Собор
Парижской
Богоматери
вскормила грубая крупа.

На куполах,
под небо взвинченных,
в колоннах,
обращённых к нам,
простёрли идолы язычные
мирскую сутолку окна.

Громадой,
толкотнёй,
гротескностью
чертя священную скрижаль,
он отвращает
свадьбу детскую
от траектории стрижа.

И полыхает
звоном матерным,
зачёркнутый
под звон фанфар,
Собор
Парижской
Богоматери —
благоухающий
фонтан.

Что за речка - Шестимир?
Точно Храм шести миров!
Бережками девясил -
Лучезарен и суров.

Шестимир! Такое имя,
Что кольчуга из свинца,
Подошло бы для мужчины
С духом рыцаря, бойца...

Взлёт безумной стрекозы.
Струи воздуха свежи.
В предвкушении грозы
Оглушительны стрижи.

Ивы смотрят в гладь реки
С восхитительных холмов.
На ладонь моей руки -
Окрылённый жук! Письмо!

Словно люди, деревца
Вдалеке, на холм взошли,
И с небесного лица
Слёзы лета по-тек-ли.

Стук… это закончилось время,
Быть в котором суждено его же бремя…
Он спасал, он помогал…
Последний вздох — и он опять промолчал…
Паук — вроде насекомое,
Но его судьба изменила многое:
Не жалея сил своих,
Отдавая жизнь за его родных.
(Юлдашев Санджар)

Паук родился из яйца
В квартире одного жильца.
Пока он рос, любил играть,
И как-то вышел погулять.
Мечтал он на ногах восьми
Весь мир однажды обойти.
Но не давала мать легко
Уйти от дома далеко.
Вернувшись, он увидел вдруг...

Друзья, далекой юности моей,
Высоцкого мы наизусть учили,
И под мерцанье белых фонарей
Простой Агдам в беседке круглой пили.

Мы были молоды, чисты, наивны
Звезду надежды в сердце берегли,
И царской поступью и с гривой львиной
На тропы жизни смело мы взошли.

В душе заветам вечности верны,
Мир мерили шкалою беспредельной
И думали, что если вместе мы,
Под силу нам печать стрижали древней.

И мудрость вся сокрыта внутри нас,
Хранители ее и лицедеи,
И верили, что в самый трудный...

Мы далеки от ямбов и хореев
но просит горнего душа
и, перед классикой робея,
сплетаем вирши не спеша.
Пускай они не точны и не ярки,
пускай в них не видна стопа.
Зато там есть тот пламень жаркий
который называется — душа.
Нам не страшны клыки цензуры
и критик не пугает нас,
ведь мы не пишем очерков безумных,
мы прославляем жизни час.
…...........
Мои друзья.

Он суров и очень строг,
он породистый Бульдог.

Службу на посту несет,
мраморный английский Дог.

Любит с вами...