Страницах

Мой немифический герой!
На краткий миг остановиться
Не может мир безумный твой
В конкур запущенный юлой.

И ты – внутри. Пусть – на коне.
Берешь барьеры жизни смело.
Но в душу – никого извне.
Лишь отражаются в стекле,
Мелькают страсти, флирты, лица...

В коллекцию стихов ложится
Слепой рожденная строка.

Хоть и тонка, крепка граница.
В душе – лишь ссылка на страницу,
Где кто-то так любил тебя.

Кто верит в президента, кто в премьера, кто в Мавроди,
А кто -то, будто жизнь на Марсе очень хороша.
Но вот бытует мнение упорное в народе,
Что если в это верить всё, не выйдет ни шиша.

Мы верить начали всему, и начали креститься.
И, вроде, некультурно, как сказать - я атеист.
Я тоже, как знакомый поп, теперь начну поститься,
И будет жизнь, как он сказал, страницы новый лист...


Стремление в правительство,
Мол, мыслим об отчиизне...
Но явное вредительство
Мы видим на харизме...

От наивного семени ты зародилась
Но наивность сама по себе в тебе не грязна
За твоею наивностью древней безпечность
Ты возьмёшь в себя всё даже если гроза
Так твой запах ядреный и чистый устроен
Что не ведаешь ты, что творишь, что живёшь
И на обморок мира от тебя пустотелой
Жмёшь скрипящей душою, как спелая рожь
Пр. Что и так не понять и сквозь сны не проникнуть
Что навеет и спросит, а ты не успел
Что навязчива может быть только в обиде
Ты здесь вышел и взрос, так чего...

для праведника
что любовь, что ненависть
жизни страницы

Море, словно стихов моих томик.
Мягко ложатся на берег страницы.
Я смотрю на тебя, чтоб такою запомнить,
Какою ты сможешь мне только присниться.

Золотится пушок над губою заманчиво,
Обниму тебя взглядом, не пряча желания.
Я люблю тебя, чувство моё не обманчиво.
В поцелуе сольются два наших дыхания.

В полуночной тиши смутны тени...
Через призму приспущенных штор,
Словно неба беззвучный укор -
Луч, скользящий по зябким коленям...

Циферблата распластан овал
На стене... Запах горького кофе...
В глубине теплой вязаной кофты -
Солнце-сердце, что ты воссоздал.

Тонкий профиль, прозрачность ресниц,
Бедность кожи, бессмысленность речи...
Без тебя мне ни капли не легче...
Я - нечитанность пыльных страниц.

Я - заснеженность берега моря,
Индивелость травинки зеленой,
Той, на веки...

Петя за оборонсервис увидал
Во все горло закричал!
До чего страна дошла
Не хватает уже зла...
Наша Великая страна
Оборонке не помогла...
Защитить от воровства
И находящегося там родства...
Если девчата миллиарды сумели потянуть
То крутые триллионы сумели умыкнуть...
Но почему-то их в деле не видать
Похоже, отыграются на девочках опять...
Вон судья как у нас стараются
Под домашний арест за миллиарды сажаются...
Или камеры кончались в сизо у нас?
Наверно за килограмм, ржавого...

Тяжёлая лира, ложащаяся на европейскую ночь, на изодранное сознание
ночного Парижа; тихий ад, поднимающийся в первоначальной
стройности, строгости, и, падающий вниз головой в мыльную пену прибоя;
не видно ли Вергилия за плечами – нет –
лишь наэлектризованное одиночество, седое,
жёлто-бледное, всезнающее, как змея, вслушивающееся в правду стекла.
Свобода души – против чуждого мира, против болезненного огня
плоти, изъеденной холодом, туберкулёзом, раком, фурункулёзом;
жёсткая койка...

Сегодня грустно мне – я в кресле у камина,
И книг страницы шелестят в моих руках,
И пляшет пламя ядовитого кармина,
Устроив пляску букв в читаемых строках.

В подрамнике окна, играют в каплях блики,
Окрашен горизонт в малиновый закат.
Звучит аккордеон, и плачут струны скрипки,
И парусом цветным кружится листопад.

Не сможет удалить с души тяжёлый камень-
Не снимет с сердца грусть - бургундского бокал -
В разлуке не горит в груди любовный пламень...-
Встречаю без тебя - осенний...

Что за нелепое признанье
(Лишь для себя, ни для кого):
Всё время слышу я рыданье,
Рыданье сердца своего.

Безумным не считаю вздором
Непонимание невежд
И в адрес свой приму укором
Крушение чужих надежд.

Уже не первая страница
И день ушёл, и вот предел,
И бесконечна вереница
Несовершённых добрых дел.

Пусть неприметна жизни повесть
И дар разменен на гроши,
Я счастлив, что осталась совесть,
Я рад, что слышу плач души.