Столицы

И не кончается пятница страстной
Недели прощенья желает любой
И что касается жизни частной
Оставлено то, что не взять с собой
В память больную, отчасти изъянов
Порванных струн и пьяных баянов
И вечных споров за круглым столом
О нации, счастье, и сколько мы пьем
За здравие всех друзей живущих
Родителей наших, в тревоге ждущих
Своих непослушных, взрослых детей
Секунды отсчета бегут все быстрей
От статной столицы до глубинок области
От всевышней святости до человеческой подлости.

Двадцать первое. Ночь. Понедельник.
Очертанья столицы в окне.
Сочинил же какой-то бездельник,
Что бывает любовь на земле.
И все люди снова и снова
Подтверждают глупейшую мвсль,
Что для чувства не нужно слова,
И что чувство важней, чем жизнь...
Двадцать первого. В ночь. В понедельник,
При бесстрастной холодной луне
Опровергнул какой-то бездельник,
Теорему, что выхода нет.

Профессор Сусиков приехал из столицы
Преподавать в провинциальный институт.
Решил на фоне «быдла из провинции»
Своим респектом и умом блеснуть.
Из-под бровей мышачьи злые глазки
Он на студентов выпучит в упор,
Затем слегка подхрюкнет для острастки:
Смотрите, мол, какой я профессор!
Отрыжку каблуками заглушая,
И, ус хомячий в пальцах нервно мня,
Мужчиной видным он себя считает
И пузо гладит, свесивши с ремня.
К студенткам лихо сигает на парты,
Как молодой самец-питекантроп...

Над мертвенно-белым полем, воронья надрывный траур,
Учит мать стеречь добычу замерзающих волчат,
« Это кто же, в час рассветный, небольшим обозом правит,
Чьи останки под рогожей кони хмурые влачат?!»

« Саша, милый! Уж не ты ли, охладев к земным печалям,
Руки бледные раскинул на соломе ледяной?!
Этот выезд – путь финальный, до реки четыре мили,
Той, что скроет лоб высокий под студёною водой!»

Помнишь, как с бароном Толем, пробиваясь сквозь торосы,
Славу Родины умножил картой...

Глава восьмая представляет действо,
Красивый и торжественный обряд:
Помазанье левитов на священство.
За Аарона искренне я рад.

На плечи возлагается наперсник.
Отца с сынами чествовать ведут…
Благословенно всё его семейство,
Когда бы не Надав и Авиуд.

В главе десятой узнаю такое,
За что вновь не сносить мне головы,
Но мыслей еретических не скрою.
Подробности здесь были таковы.

Означенные Аарона дети
С кадильницею, каждый со своей,
Огня добыли где-то на рассвете
И поспешили к...

Но вернёмся мы туда, где обычай древний,
Где Цурюпу без суда вешают на древе
И лишают головы, чтобы не торчала,
Вид столицы, Древних Фив, впредь не омрачала.

В снах чужих поднаторев, одарённый малец,
Бишь Иосиф, типа Греф, свой провёл анализ,
Сон на части разложил, сумму подытожил…
Уличить его во лжи было невозможно.

Про жару и про мороз рассказал по ходу,
Не иначе, взял прогноз из Бюро погоды.
Экономикой пять лет Ося занимался,
Но любимый был предмет у него - финансы...

Ждем в Новый Год мы добрых перемен,
Чтоб не покинуть завтра эти стены,
Где прежде мы не ведали измен,
И были где друг с другом откровенны.

Грозит год Тигра нарычать на грусть
И, чтобы просветлели наши лица,
Нам в двадцать раз оклад поднимут пусть,
А не «друзьям» из северной столицы.

В страну Мечты не выдаст осень виз.
Год Новый примет верное решенье.
Уйдет в забвенье слово «терроризм»,
Забудется понятье «сокращенье».

В своих мечтах мы счастливы пока.
Тост горькой правдой...

С картой зелёной тогда вновь прибывших
Определили в Гесем.
Статус евреев, кочевников бывших,
Стал не понятен совсем:

То ли тот город в провинции где-то
Был им дарован тогда,
То ли в еврейское первое гетто
Прибыли те господа.

Крупный и мелкий с земли Ханаанской
Скот привели пастухи,
Жизнью готовые жить пуританской
В их поселеньях глухих,

Нос не казать в близлежащую местность
И не выказывать вслух
Профпринадлежность свою, ибо мерзость
Для египтян был пастух.

Овцы ли тех...

Жаль пожил он всего немного
По меркам тем, сто десять лет.
И вот в последнюю дорогу
Уже готов ему билет.

Сказал Иосиф: «Умираю,
Меня вы вспомните, братья,
В Гесеме вашей хате с краю
Из центра не дадут житья,

Род жерновами перемелют.
Даст Бог вам избежать конца
И выведет отсюда в землю,
Которой клялся праотцам».

(Упомянуть вполне прилично,
Какую роль играет тут
В истории еврейской личность,
Когда та роль ещё не культ.

Лет семьдесят, считай, у власти
При фараоне пребывал...

Сижу на диете и вместо меня
Празднует пицца с бокалом вина,
В игристом сюжете резвится струя,
Скачет галопом хмельная страда…

Пробки летают повыше, чем птицы,
В винном стриптизе мчат до столицы,
В полном капризе краснеют глазницы,
Очи устали – смыкают ресницы…

Сижу на буфете и вместо вина
Слёзы глотаю глотком торжества,
И коль на диете большая страна –
Выпью кефира – до самого дна!!!