Стерва беда

Губы твои и пальцы – всё, что меня коснётся,
Отождествляю с негой, образом нежным, милым,
Знаю, любовь проснется с первым сигналом солнца.
Как ночь прожить, родная? Где же набраться силы?!

Память в подушке плачет, ранит нелепой болью,
Век полуночных желаний душем стекает. Грустно.
Жутко предстать пред Богом, слёзы карают солью,
Раны свербят, и, что же, в этом и есть искусство?

К чёрту условность, к чёрту! Пусть я судимый, плюну
Через плечо три раза, Я, хоть, простой, но гордый,
Всё...

В углу, под забором гаражных строений,
Крапива нескошенной силой бушует
И жгучим напором прохладу от тени
Она защищает, кусает, лютует.
И ты, словно стройная Дева-крапива:
Прохладою манишь и жалишь красиво.

Да, разве, такое забудется? Вряд ли!
Наивный, с открытой душой,
Нырнул, безголовый, в любовь, словно в мяту,
Как в реку нырнул голышом.
А ты, обожгла, как крапива, осока,
И долго, потом, я рыдал.
Но понял, друзья, что любовь стерва, сука!
Как жаль, что я раньше не знал.

Моя подруга – дама «от кутюр» -
Решилась на знакомство в Интернете –
Графиня Маргарита де Велюр –
Написано в подружкиной анкете.
И ничего, что «фэйс» помят слегка
И что зовут ее в реале Сашей,
Зато в глазах – вселенская тоска
Из-под ресниц, покрытых черной сажей.
Вообще она – не женщина – мечта
(холеная, потрепанная стерва) –
Кричит: Где принц?! Подать его сюда! –
И этим шибко действует на нервы.
Но принцев-то вообще в природе нет:
Сей редкий род был истреблен когда-то.
А Сашеньке...

Я хожу по натянутым нервам
Пьяных возбужденных мужчин,
Мне казаться не хочется стервой,
Но для этого много причин.

И брезгливо сморщив желудок,
Я налипшие взгляды стряхну,
И скорее субботней маршруткой
К Тель-авивскому морю махну.

Ветер шаль на плечах раздувает,
Мотоцикл безумно несет…
Этот миг мое сердце узнает,
В эту ночь мое тело поет!..

Возвращаюсь туманным утром
Из одной в другую игру
Ни одним не наполнена чувством,
Выпью с кофе свою пустоту.

26.02.2006

Седой туман прощальным поцелуем
Касается холодного стекла.
Он был влюблен в немножечко святую
(Потом она порочной умерла).
Он ей читал постылые молитвы,
И пробуждаясь в полночь ото сна,
Он понимал – ее душа закрыта,
И у нее сейчас опять весна.
Она ему покоя не давала
Ни днем, ни ночью, ни в вечерний час…
Она во мраке как звезда сияла –
Рождалось утро, и ее свет гас.
Но он готов был верить в эту сказку:
Ее пороков он не замечал –
Лишь только бы ему дарила ласку.
Она дарила. Он ее...

Прости меня, конечно, стерва я
но..голова совсем никак не кружится
ты руку..убери ка..с моего плеча
ничто с тобой у нас тут не получится..

и я…прости..не опьянею от вина
и на коленки на мои ты не смотри
смешно, мне, право, что опять судьба
столкнула нас с тобою на пути..

глаза твои большие, с поволокой
и сколько дам, мой друг..сумел ты сооблазнить
и не смотри ты на меня..жестокий..
я знаю..этой ночью вместе нам не быть

и этот шёпот..что-то не смущает..
и эти руки…не тревожат...

Грациозна, словно Кошка,
Вся в бриллиантах и мехах.
В кружевных чулочках ножки,
Во французских вся духах.

Голос томный, взгляд унылый,
Всё наскучило, приелось.
Только изредка игривый,
Проявляет интерес.

То смеется, как ребенок,
Смотрит ласково в глаза.
Льнет к плечу будто котенок.
И мурлычет, чуть слышна.

Или со слов, как заведется,
Словно Бес в неё вселился,
И стервозность в ней проснется,
И тогда все берегитесь…!

А когда наскучат игры,
Ей захочется любви.
Сразу...

Я – металлург и знаю печи,
Они - не для закалки строк,
Хотя, рецепт, известный, вечен,
Но, стерва - жизнь даёт урок.
Проверь, все записи застолья,
Там, где, ты, тосты объявлял,
На лестнице, по доброй воле,
Уже лезгинку танцевал.
Скакал и плакал и, в надрыве,
Ты покорял сердца, чудак!
Не понимая, всё остынет,
И станешь сам - себе, как враг!
Просторно ль сердцу, там - в неволе,
Свободней ль взгляду, без любви,
Не вынесу безумной боли,
Мне трудно без тебя, пойми!

Ни вальс, ни пасодобль, ни канкан,
Любви их танцем стать могло лишь танго.
Есенин с Айседорою Дункан -
Страсть белой кобылицы и мустанга.

С пощечины их начался роман,
Ее ударил, со словами: Стерва!
Есенин был в тот вечер сильно пьян,
Хотя и трезвым не бывал манерным.

Он бросился тогда к ее ногам,
Просил прощенья, умоляя, плакал.
Кольцом стекло царапала Дункан,
Алмаз писал: Есенин - хулиган!
И миг спустя, внизу: Есенин - ангел!

Безудержная страсть. Потом - венец...

Да, в душе бываю я ребёнком...
Но зато я искренне смеюсь.
Кто сказал что это очень плохо?
Обижайте! Я ведь всё "прощу"!

Да, я в душе бываю гнусной стервой,
И на всё способна когда злюсь.
А кто меня судить за это смеет,
Я лишь слегка ехидно улыбнусь.

Да, я в душе бываю жуткой плаксой...
Но слёз моих увидеть не дано.
Кто сказал, что это лицемерно?
Пусть на себя посмотрит сквозь стекло!

Да, в душе бываю я унылой...
Но свою лепту здесь рисует жизнь.
Нельзя всегда натягивать...