Стая волков

Несмеянова не смеялась, Даюша га-га-тал, интал
не поможет, может АЦЦ лонг, или Беротек, нет
тен превратиться в тень, десять в ноль, Оль,
закрой дверь, сквозит, ит, превратится в кит,
Веронезов в Попова, не ново и стара песнь, если
напрячься, то не вспомнить, мнить о чём можно,
или нельзя, забыть, убыть в направления севера,
или юга, одновременно и своевременно, Что дальше
фальши, пупы напряжены, при чихании, уймут
отчаянье, не унять чаянья, о лучшей доли и
искусстве...

Ругаешь Господа за то, что попускает?
Что вмешиваться в жизни не спешит?
Что безнаказанно вольны шакальи стаи?
Что каждому дозволено грешить?

Ты гневно спрашиваешь, где же справедливость?
Взываешь к Божьей каре и суду?
Иль вопрошаешь, где заслуженная милость?
Где отклик на слезливую мольбу?

Остановись, уймись, послушай голос сердца.
Решись хоть раз ты в душу заглянуть.
В неё лишь для тебя всегда открыта дверца.
За ней твой истинный и верный путь.

Не молви в спешке...

Мы сбились с пути,
И сошли оба с ума.
Ощути - молчанье, как стена.
С этих пор другим не позволим мы слишком.
Вечность - пустышка.

Нас мучает страх,
Но кому здесь пожалеть
О детских мечтах.
Там жил ангелок, чьим угольком и пунктиром
На нас ты сходила - радуга мира.

Вечность - пуста. Куда ушли цвета?
Куда сбежали чувства и хмельной рассвет?
Вечность - пуста. Считай уже до ста,
Ночных своих и смятых в пачке сигарет.
Вечность - пуста.

Мы с виду живём
В суете жалких дел,
Свой...

На границе вод полярных, средь гигантских светлых теней,
Где в горах, среди гранита, гаснут призраки растений,
Реют стаи птиц бессонных; улетают, прилетают,
То наполнят воздух свистом, то вдали беззвучно тают,.
Им в пустыне нет подобных ярким блеском оперенье;
Дикой нервности полёта нет средь птиц иных сравненья,
А они живут без пищи, никогда гнезда не строя;
И пустыня их волнует грозной вечностью покоя.
Если льдины раздвигает киль полярного фрегата -
Стаи бережно проводят и напутствуют...

Как ел скотный двор, так и ест из корыта,
И гадкий утёнок слывёт за урода,
И щёлкают пасти при слове «элита»,
Не вписанном в листик «простого народа».

Но только элита – позвольте ремарку! –
Умеет держаться от стада подальше,
Не путать яичницу с божьим подарком
И честно кривиться от позы и фальши,

И серость не звать «приблизительно белым»,
И с совестью быть почестней и построже,
И не продаваться – частями и в целом,
Пусть даже не купят и рукопись тоже.

Элита живёт...

Вот дерево – в нём соки солнца, подземные ключи,
шёлк ветра, стойкость ста зимовок, ста перерождений –
теперь оно – листок бумаги
с отрыжкою чернильной у свечи
в подвале неизвестного поэта –
преемственность – когда поэт вдохнёт,
вернёт, нарежет
одну другую сотню слов ветвистых на плоскости молочной,
тогда природы память, труд и красота найдут
за этим всем, в какой-нибудь душе, очередное воплощенье,
дымясь листвой осенней, обретут они,
как часто происходит, в горне смерти...

Раздел I. Без лишнего.

Благодарю тебя, мой лес,
За тихие твои уроки.
За то, что жизнь возможна без
Дел суетных и слов жестоких.
И встреча капли и лучей
Есть главное моё богатство,
И лишь на дне души моей
Мои сокровища хранятся.
Как сосны, истина проста,
Как луч, зажёгшийся мгновенно.
Жизнь Духа - это нищета,
Та самая, что так блаженна.

* * *
Отрешиться, отрешиться -
Ото всех мирских забот.
Тихо тенькает синица
И зовёт, зовёт, зовёт...
Всё, что было важным, - небыль.
Все...

Сердце!
Скажешь ли?
Где?
В какой дали?
Отцвели деньки не видать ни зги.

Затуманил мрак Русь цветущую
Чёрный враг прополз - в кровь поющую

Постамент гробниц,- даль зловещих лет
Оправляется в траур чёрных лент

От узнанных, не угнанных, не забытых, не слепых
Просыпается награда грозных дел твоих святых

- 1 -

От монгольских злых оскалов, дым костров от коих вился
На равнинах тучных пастбищ ворон, смерти – жизни, объявился

Вообразил себя владыкой, этот, узких глаз...

1
А к празднику ( Чтоб «оторваться»! ),
кой, накануне, должен быть,
уж гости начали съезжаться
( Об оной дате - да забыть?! ),
и кое-кто в господском доме
( по факту: жаждая в истоме )
привал нашли - в «святых местах»,
а кто-то жил - во флигелях,
ну, а другие, рангом ниже,
к приказчику ( Уж снизошли! ),
а третьи, с податью пришли,
к священнику, впустил чтоб, иже…,
а вот четвёртых, балаган,
жил у зажиточных крестьян…
2
Конюшни были ( Да сверх меры! )
полны дорожных лошадей,
где...

Придатком стали мы машин,
Мы служим им, мы служим им.
Гудок фабричный кричит нам:
Вперёд к станкам, вперёд к станкам.

Нам выбирать дано судьбой,
Вид рабства свой, вид рабства свой.
Тем обманувшись, верим мы:
Мы — не рабы, мы — не рабы.

Но день придёт и вдруг поймём:
Себе мы врём, себе мы врём.
И сердце боль нам от тоски,
Сожмёт в тиски, сожмёт в тиски.

И обезумев мы от боли,
Познаем горе, познаем горе.
И слабый тем, что пить начнёт,
Себя убьёт, себя убьёт.

Придатком став...