Старая слепота приговор

Не хлебен стих, коль странно столь воздушен,
Где автору «наживы» - не сыскать !
К тому ж он каждым сможет быть укушен,
Раз смеет значимость кого-то опускать ...

"Сама себе плаха" (Чемоданова)

- Раз я вор, то без сомненья
Поднимаю я топор.
А затем во исполненье
Привожу свой приговор.

Ворона набожной была,
Посты со строгостью блюла.

В час разговения, нашла
Вновь сыр, и волю дав крылам
Вспорхнула, дабы вкусно съесть.

Едва на ель сумев присесть,
Как вдруг… (Читатель догадался)
Под елью глас лисы раздался:

«Ты думаешь, наверняка;
Я буду у тебя просить,
Дабы смогла ты клюв раскрыть…
Что не удастся мне никак --
Ни так, ни сяк уговорить!
Отнюдь…
Я к вере, наконец, пришла!
Прозреть -- не дале, как вчера,
Со мной такое приключилось…
Покаяться пришла пора...

Жизнь преподносит каждый день свои уроки,
И забавляется проблемами людей.
Но положил на них гитару старый рокер,
И кроме блюза никаких других идей.

Заря рождается обычно на востоке,
И постепенно просыпается страна.
Об этом часто забывает старый рокер,
Когда накроет блюзом новая волна.

У человечества есть тайные пороки,
О них не любят каждый день напоминать.
Но не об этом вспоминает старый рокер,
Когда на сцене продолжает блюз играть.

Есть у всего начало и свои истоки,
Свою...

Путники родные, долго Вас ждала!
Душу вместе с телом природе отдала
Я пришла сегодня в этот старый сад
Лишь зажёгся первый огонё лампад.

Светит яркий месяц, шелестит листва..
Я пришла сегодня часика на два.
Повидать каморку и цветущий сад,
Лишь зажёгся первый огонёк лампад.

Старая калитка.. детский смех в тиши..
Всё мне здесь родное- память мельтешит..
Я пришла сегодня в этот тихий сад
Лишь зажегся первый огонёк лампад.

Просмеялось детство, пронеслась и грусть:
Были здесь...

Снег тоску с небес спускал, падал.
В храме старом дым пускал ладан.
У иконы тяжело свечи плакали.
Укрывалось в ночь село мрака лапами.

Дать совет кому-то вскользь просто.
Бьёт своя беда насквозь, остро.
Много знает старый храм сокровенного,
Лечит от душевных ран зла нетленного.

Припев:
Разольёт старый храм
Чистый звон по всем дворам.
В снегопад или в зной
В души падает любовь.

Бережёт старый храм
В сердце всё, что свято нам.
Лишь войди, и за порогом
Вся останется тревога...

Вдоль дороги идёт — человек,
Идёт — тихо — движется еле-еле.
Старый он — его в прошлом — век,
Одряхлел и нет силы — в теле.

Человек не живёт — доживает,
Жизнь в нём кончилась — раньше времени.
И оно — тела плоть сжигает,
Его старит — в секунд течении.

Мир другим стал — стекло и пластик,
Сталь, бетон и асфальт — царят.
Устарел человек — ведь он романтик,
На всё разный — в нём с миром взгляд.

В мире время пришло — прагматиков,
Деньги в нём — во главе угла.
В нём лохами зовут...

Здесь такая порой тишина,
Что подумаешь – вымерли люди.
Разве лишь муэдзин иногда
Это сонное царство будит,

Да в старинных фонтанах вода
О былых временах журчит:
Здесь была Золотая Орда,
И Мамай был когда-то убит.

Богатейших заморских купцов
Наезжали сюда караваны,
Восхищались величьем дворцов,
Что себе возводили ханы.

Город скромный примерил венец,
А ведь мог быть и крымской столицей!
Где же он - тот роскошный дворец,
Возведенный для императрицы?

Где соборы, часовни...

Зеленые кроны, что просятся вверх
Седых веков древность, прости за успех
Не в силах я вымолвить слово порой
Лишь ветер качает верхушки игрой.

Вперед ли на Запад, вперед на Восток
Хоть путь мой и долог
Хоть путь мой далек
Прости меня Англия, родственный край
Прости, веселися, пой и играй.

В тебе мое сердце, все думы - твои
Тобой я обязан сплетеньем судьбы
Мне славы не надо, о доблестный край
Лишь хлеба кусок, а ну поспешай.

Луга зеленеют чуть-чуть вдалеке,
С тобою мы вместе...

Дождевые облака в землю вжали небо,
В моде поздней осени серая шагрень.
Над просёлком дым печной пахнет духом хлебным,
И с хозяйским видом кот мерит свой плетень.

Улыбнулась, не признав, встречная старушка
И спросила, ласково: «А ты чей же сын?»
Молча я кивнул на дом, ветхая избушка
Отвечала взглядом мне, грустным и пустым.

Зарыдали, голося, петли на калитке,
Да с отцовской хрипотцой скрипнуло крыльцо,
Дверь вздохнула, колыхнув паутин накидки,
Гулким эхом кряжистых...