Стала зеленеть трава

Здравствуй дитя! Отчего забываешь,
Старость мою навещать у крыльца.
Живешь так беспечно, как будто не знаешь,
Что время пройдет и не станет отца.

В нашем саду больше смеха не слышно,
Ветер лишь шепчет зеленой траве.
Ветви склонила цветущая вишня,
Где ты дитя? Я грущу о тебе…

26. Вода
Трудно представить,
Но это известно всем,
Что капля воды,
Заполняющей сосуд,
Может пройти сквозь камень!

27. Трава
Саженцы сохнут,
Потому что их корни
Подрывает крот,
И они умирают,
А бесстыдный крот живёт!

28. Старик
Чтобы скрыть дряхлость,
Старик отстранил внука,
Что привёл его,
И приветствовал меня,
Стоя один на пути!

29. Дерево, покрытое грязью
Дерево в грязи,
Оно лишено света,
Оно страдает,
Напоминая людей,
Страдающих в темноте!

30. Гость во время...

В подлунном сиянии Фавн одинокий
Мне встретился в странно притихшем лесу,
В тот самый момент, когда мистер двурогий
Из озера вырвал кувшинку – красу.

Кувшинки, кувшинки - прекрасные леди
На глади озёрной повсюду кругом…
Лесные красавицы в юности следе,
К тому же от Фавна не пахнет врагом.

И словно фарфор бог лесов бережливо
Задумчиво держит восторга цветок,
Улыбка в устах его с грустью разлива…
Наверно Хозяин совсем одинок.

Ответно своим ярко – благостным светом
Кувшинка сияет...

На лугу под песню лета
С августом вразлет
Сердцу милые ромашки
Кружат хоровод.

Заплету цветами косы
В русый колосок.
А любовь свою к ромашкам -
Рифмой между строк.

Проведу рукой по травам -
Кру́гом очерчу.
А срывать цветы не стану -
Жалко... Не хочу...

Красоту живых ромашек
Нет, не унести...
Но ромашковое счастье
Можно обрести!

Самый светлый, добродушный,
Солнечный цветок!
Исполнять летит желанье
Белый лепесток.

Очень скоро снег и стужа
Поле заметет.
Но в душе...

Берете доброго быка
Его гоняете слегка.
Не понимает бык и видит,
За что так люди ненавидят...

Вначале бык
Слегка смущен.
Но под конец
Он разъярен.

Измучен бык,
Но хочет жить.
Вокруг толпы
Он слышит крик.

Толпа же слышит
Его рык.
Мучителя готов
Пронзить.

Прощай, зеленая трава,
Весна, привольные луга.
Наш бык так сильно
Хочет жить.

Конец известен.
Наш бык мертв.
Тупой толпы
Не слышит рев.

Наш матадор - любимец дам.
Он снова побывает там.
В шкуре быка...

Ещё семь дней июля нам до августа,
ещё свежа листва и зелень трав густа,
ещё в реке вода парное молоко,
и в синем небе в полдень тает облако.
Внезапный дождь короткой лаской радует,
вот-вот и лето скатится по радуге.
Но есть семь дней до августа и август весь.
И каждый день до осени – благая весть.
Смородиной и яблоками дом пропах.
К тенистому орешнику ведёт тропа.
И стол накрыт под яблоней, и шмель гудит,
и дремлет ветерок у лета на груди.

Плывёт неслышно полночь по речным шелкам...

Ты верь, и я вернусь!
Из-подо льдов тяжелых,
Ломая сталью грусть,
Всплывет ракетный молох.
Вечернею порой
Усталый и соленый
Приду, ты дверь открой.
Белеют сопок склоны,
Дороги замело,
Мороз трещит зловеще,
А в комнате тепло,
Волной зеленой плещет
Свет мягкий ночника,
Дымится чашка чая.
Горячая рука
Мне губы согревает ...
В тебя я окунусь,
Нырну глаза как в омут.
Прощай разлука, грусть!
Я у любимой!
Дома!

В чем кроется печаль?
Может в голосе, как сталь?
В улыбках? Слезах?
В желтых розах?
Наверно в тех глазах красивых
Зеленых, карих, темно-синих.
Или в его словах?
Или на платье кружевах?
Куда исчезла радость без границы?
Осталась в поле том пшеницы?
Иль утекла водой?
Но я опять шепчу: "Постой"

Черная туча, как ведьма пророчица.
Ночь, как владычица, вьет по земле.
Ветренным шлейфом по травам волочится,
Небо обходит на старой метле.

Месяц, пробившись лучом, ускользает
В бурном теченье ночных облаков.
Воды ночные листву промывают,
Грозы срывают остатки оков.

Блестки на небе, вдруг разом открылись,
Темное варево стало редеть,
Травы ночные дождями умылись.
Тлея вдали, поднимается медь...

"И сразу умным стал дурак"...
А может быть, что умный дурнем?
Когда мы любим, то в цветах
всё кажется. И даже урна.

Но - как кружилась голова,
когда влюблённым был... Когда-то
мне жизнь была, как "трын-трава",
но и теперь мне очень надо

"Люблю тебя" шептать... кому?...
Тебе ли, Людочка? Но - нужно!
хочу писать не по уму,
а Божьей музыке послушно.