Солдату

Боль перехода* устлана цветами
И буквы плача искусали камень
Невинность жертвы утопив в закланье
Проходим мимо страха и страданья
Ревниво сберегая траур ночи
В стране и не солдат… и не рабочих
В стране, где даже гимны бессловесны
В стране, где все Герои… неизвестны

Август 2000

Жизнь блестела, словно твой паркет.
В тишине густых сосновых палок
Женщина качалась в гамаке,
И арахис жареный жевала.

Белый пудель стриженным хвостом
Всё махал, на солнце члены грея –
Женщина читала энный том
Сочинений Э. Хемингуэя.

В щели глаз лились живой водой
Строфы занимательных историй
Про окопы первой мировой,
И о старике, ушедшем в море.

Я был рядом, лучший друг семьи,
А точнее - лучший друг хозяйки.
Ежедневно, с часу до семи,
Рассуждал, качаясь в раскачайке...

Любовь моя, Россия, люблю, пока живу
Дожди твои косые, полян твоих траву,
Дорог твоих скитанья, лихих твоих ребят.
И нету оправданья нелюбящим тебя.

Любовь моя, Россия, ты с каждым днем сильней,
Тебя в груди носили солдаты на войне,
Шинелью укрывали и под огнем несли,
От пуль оберегали, от горя сберегли.

Любовь моя, Россия, немало над тобой
Невзгоды моросили осеннею порой.
Но ты за далью синей звездой надежд встаешь,
Любовь моя, Россия, спасение мое!

1960

От героев былых времен
Не осталось порой имен.
Те, кто приняли смертный бой,
Стали просто землей и травой...
Только грозная доблесть их
Поселилась в сердцах живых.
Этот вечный огонь, нам завещан и одним,
Мы в груди храним.

Погляди на моих бойцов -
Целый свет помнит их в лицо.
Вот застыл батальон в строю...
Снова старых друзей узнаю.
Хоть им нет двадцати пяти,
Трудный путь им пришлось пройти,
Это те, кто в штыки поднимался как один,
Те, кто брал Берлин!

Нет в России семьи...

А мы рассказ продолжим
на двести лет вперед,
как лезли мы из кожи,
как гробили народ,

как белыми костями
мостили мы поля,
как темными путями
носила Мать-земля,

как пили злое зелье,
чтоб голову вскружить,
но живы мы доселе,
и будем дальше жить.
АЛЕКСАНДР I (1801-1825)

Лександр Благословенный
почил, или ушел?
тогда по всей вселенной
нелепый слух прошел:

на всех нагнавши страху
французов Божий бич
бродячим стал монахом,
стал Феодор Кузмич,

он о России пекся,
не метя...

Холодно. Мороз
Вороны на трубах сидят
Лапки греют.
Люди стоят
Дым изо рта выпускают
Стеклянные глаза слез не пропускают
Мальчишка прошел
Шнурок развязан
"Осторожно не упади!"
Женщина рядом
"Крест впереди нести надо..."
Тишина
Средь бела дня
Лишь мысли
О его самоубийстве
Бред
Семнадцать лет
Не то, ошибка вышла.
Шажками медленно
Вот комната его
А вот он сам
Но нет, совсем не тот
Черты строги
И тело...восковое
Мать рядом
Воистину
Страданье убивает...

Ароматов букет,
искушений дурман,
теплый звук, мягкий свет
и роскошный диван...

Я порву твою плоть,
приложу губы к ране,
выпью всю твою кровь
и усну на диване.

Утолить эту сушь
можно и без дивана -
это может быть душ,
это может быть ванна,

это может быть стол,
это может быть кресло,
это может быть пол,
на полу твои чресла

могут быть хороши -
заиграют на грани
откровенья души,
лучше, чем на диване.

На ковре из цветов,
на матрасе из ваты
я...

В мире больших людей,
Цели и деньги большие.
За высотой идей,
Мысли порой иные.

Блага для всех они,
Лишь на словах желают.
Цели у них свои,
Их лишь они и знают.

Низкой души порыв,
Или стремленье к власти.
Звоном идей прикрыв,
Ищут себе лишь счастье.

И за войной любой,
Деньги всегда стоят.
Шлёт человек большой,
В бой из-за них солдат.

Снова война и где то,
Кто то богаче будет.
И за богатство это,
Кто то любовь забудет.

Мир покидая этот,
Взять ничего не сможем.
Если...

Нирвана. Сумрак. Боль. Я здесь!
Вернулся в Мир, хоть тут бывал.
Как книга без страниц – открытый весь.
Пришел. Вздохнул и закричал.

Кричал немым беззубым ртом,
Пытаясь как-то объяснить,
Что с жизнью этой я знаком
И не хочу в пеленках быть!

Я много мог бы рассказать,
Как приходил уже не раз,
Как убивал, любил, учился ждать…
Но кто услышит мой рассказ?

Я жизнь дарил и отнимал,
Тираном был в других веках.
Я в муках тяжких умирал,
С чужою кровью на руках.

Еще я был простым...

Над мертвенно-белым полем, воронья надрывный траур,
Учит мать стеречь добычу замерзающих волчат,
« Это кто же, в час рассветный, небольшим обозом правит,
Чьи останки под рогожей кони хмурые влачат?!»

« Саша, милый! Уж не ты ли, охладев к земным печалям,
Руки бледные раскинул на соломе ледяной?!
Этот выезд – путь финальный, до реки четыре мили,
Той, что скроет лоб высокий под студёною водой!»

Помнишь, как с бароном Толем, пробиваясь сквозь торосы,
Славу Родины умножил картой...