Снежный волчонок

В пятницу утром, морозным днём,
Иду к термометру, что за моим окном.
Наглядно вижу, что скоро ждёт меня.
Ого! Минус двадцать, собрать рюкзак пора.

Конечно тапочки и теплые трусы,
Без полотенца мне лучше не идти.
Штаны с начёсом, носки, прощайки,
Пакет для плавок, сухие майки.

Ну вот, упакован. Пора подкрепиться.
Овсянка, кефир - нельзя нагрузиться.
Всё очень серьёзно, мне не до смеха,
Даже метель для меня не помеха.

Сейчас, выдвигаюсь к таким же, как я,
По улицам снежным в...

Прошёл вокруг картинной галереи -
Осталось ждать божественного знака.
Хотел пленить себя вином из бакалеи,
Канув в цвет мерцающего лака.

Но на вершине обозримых горизонтов,
Где всё белее от снегов и к небесам,
Я устремился за своим прекрасным взором -
Где ангел золотой и снежный храм.

Намерением по-юному упрямым,
Иной огонь, чтоб улыбнуться, был мне дан,
И насладился я совсем не Левитаном,
Но тем, чем наслаждался Левитан.

Какой свет сейчас видишь ты?
Как закат проникает в твое окно,
расплавляя лучом твое сердце?
Я же тону в синем взоре твоем,
мерцающем надмирным серебром,
поднимаясь на планы Души.
Между нами нет лет,
Нет эпохи стены,
Цепей нет рассудка и рока.
Между нами – лишь твёрдость и невесомость крыла.
И Любви полнота – нам награда.
Квадрат переходит в крест,
Крест – в бездонную сферу.
Кончается великий космический год…
Молчите пигмеи!
Космос пожирается мировым пожаром.
Наступает...

Чтобы я мог сказать, если б предел языка растаял мглою осенней,
если б слова всецело вобрали горящий бульон души,
не расплескав ни грамма, ни капли, ни звука, снятого с ветки цветущей чувства?
В бордовой вечерней корзине перезрелое солнце, темно-синие вздутые вены
неба, слизь травяная и мой голос – чем бы он жил,
свободный, ветреный, полный кровавой пыли рябины, густо

окрашенный в тяжесть лесной смолы? Мой голос, под снежной крошкой,
под ледниками дорог, под таяньем звезд, в тени...

Вуаль табачного вечера на выражении окон. Март плодоносит снежно-дождливым смехом.
Муза уснет в грязном сугробе, и Дионис разбазарит хмель по радуге глаз.
Звезд порошок проглотит туманная залежь, черная маска небес, сонный потерянный пласт
призрачных улиц. Мироточащий ласкою воздух, морщины ореховой

скорлупы на лунном фантоме, все обернется твоим отсутствием, нашей разлукой.
Нам есть, что сказать, пусть мы и молчим, нам есть, что беречь, пусть мы и полны растраты.
Спи, пока время решает...

Свет воскресает из-под завала ночи, свет, распускающийся опалом
в разводах стеклянных иллюминаторов плывущего города. Асфальт искрится
дыханием талого снега, сгорбленной грудой февральского серого праха. Алое
утро вздымается железобетонным комом, бледная лунная пристань

смазана снежно-индиговым ветром голого неба. Аспиды ветвей,
прожженные холодом, нарезают паучью симфонию – тень многорукого Шивы.
Желудь солнца вспухает юным весенним огнем, пар золотой съедает глаза, брызги ключей...

Промочи мои веки соком сосновым, рассвет,
срез осеннего клена в ладони багрянцем вложи,
нежность Исиды вдохни серебристой росой.
В плеске лазури снежный качается свет,
в дыме берез просыпается жизни
ветер,
взбитую муть облаков роняя на плечи
холмов.

Не ходи, красавица, в любовницы.
Не торгуй ни телом, ни душой.
А пойдешь, так не ищи виновницу
В том, что от тебя ушел к другой.
Как красивой куклой, наиграется
Он тобой годов до тридцати,
А потом уйдет и не раскается,
И не скажет: - Милая, прости!
Вмиг из молодой красивой женщины
Станешь от тоски старухой злой.
И, найдя в работе утешение,
Перестанешь ты спешить домой.
И потащит вниз лавина комплексов
И сметет тебя, как снежный ком.
Из худышки мигом раскоровишься,
Ночью заедая...

Убежал ручеёк из под снежного плена,
Беззаботно журчит, повторяя рефреном:
«Я люблю день и ночь ощущенье свободы».
Ветер песню несёт под небесные своды.

Лучик солнечный ждёт эти чудо-росинки,
Любит он поиграть и рождать в них искринки.
Разноцветные бусы нанижет на нити
И украсит полнеба - «Подарок примите!»

Говорливый ручей держит путь к океану.
Дарит всем по пути болтовню, непрестанно.
От улыбки вино в бочках воздуха бродит.
Наслаждается жизнь пробужденьем природы.

Фарфор зимы разбит в болотный сумрак весенних трав с оливковых дорог.
Во мне метель скучает белым полем, во мне граненый иней рвется в блеск,
и теплый шум оживших парков режет слух. Как же далек
от глаз подснежник солнца (расплавленный в окрестности
журчащих переулков), и, как кристальный север
свеж звездой пустынной. Мне не хватает грозового сна
холмов хрустящих в ледяном восходе, следов химеры
снежной на стекле. Фарфор зимы впитала, лишь луна,
и ей мои молитвенные ласки, и ей, ночной...