Случилось откровенье

Неустанных колёс мерный гул
Убаюкал меня понемногу.
Я, к стеклу прислонившись, примгнул
И увидел большую дорогу.

В отдаленье стоял человек,
И звучал голос хрипло и глухо:
"Рознь посеял бездушный наш век.
Мы ушли кто куда друг от друга."

Слёзы гасли в его бороде.
Старец звал, руки к небу вздевая:
"Люди русские, братья, вы где?.."
А в ответ – тишина гробовая.

Я, очнувшись, тряхнул головой.
Сердце громко стучало в тревоге.
Пригляделся: то столб верстовой
Одиноко стоял у дороги...

Этот мир - полустанок, остановка в пути.
Кто-то ждет, кто-то едет, кто-то хочет сойти.

Он стоит на перроне, он смотрит на лица.
Она едет в вагоне, одиноко... не спится.

Их случайная встреча - это чудо почти.
Ей не выйти с вагона, а ему не войти.

Но случилось, Уже! Они встретились взглядом…
Она будет лишь с ним! Он всегда будет рядом!

И ночью,когда ты один на свете,
Когда чуть-чуть затихла магистраль,
Когда за свои чувства больше не в ответе,
И жизнь свою уже совсем уже не жаль,
Ты тихо,словно кошечка ступая,
Подходишь потихонечку к окну,
И место в сердце грусти уступая,
Противишься бесчувственному сну.
Совсем один,без совести и чести,
Ушедший по-предательски назад,
Сглотнувший слезы после грубой мести,
Без званий,привилегий и наград.
Ушел,обидел,подло всех покинул,
Закрыл дверь в комнате,и вместе с ней в душе...

Болтливым пустозвоном был,
Но докой слыл по праву.
О нём весь город говорил --
Цирюльнику – нет равных!

Вот, как-то, стричь и брить он стал,
Заросшего... немного.
Рот ни на миг не закрывал,
А речь касалась... Бога!

Твердил, мол, выдумка людей...
Ведь, если был бы Бог,
То не было б сирот-детей,
Больным помочь Он смог...

И многое ещё чего...
(Язык – он без костей)
Спешил, уж стриженный, его
Благодарить скорей.

Дабы ушам дать отдохнуть --
Прочь из цирюльни вмиг...
Не столь...

Улетают утки в тёплые края,
А одна не может - жирная как я.
На Гоа медузы, белые пески,
А на мне рейтузы, тёплые носки.
Не влезаю в платье - испытала стресс...
Прикупила тортик - тортик, падла, влез.

Работаю друзья, водителем на скорой.
И знаете, что я хочу сказать?:
C такою как у нас, "Шарашкиной конторой",
Не можем мы простых людей спасать.

История у нас, произошла такая,
Что невозможно просто описать.
Работал я тогда, водителем "Сарая"
Я по-другому не могу назвать.

А дело было так: обычной зимней ночью,
К нам поступает вызов в декабре.
Там голос обречённо, говорит не точно.
Беда произошла в селе.

Мы сразу же вскочили, всей своей бригадой,
И стали быстро...

Не лукавя и без ложной скромности,
Скажу честно я, как на духу:
Во мне нет и капельки порочности,
И я чужд и малому греху.

Недурён собой, ума палата,
Не найти во мне изьян ни в чём.
И со мною говорить приятно,
Опьяню, я всех своим умом.

Захочу коль — стану генералом,
Иль учёным, иль царём царей.
Гениален я в большом и в малом,
Меня лучше — в мире нет людей.

И конечно, это же бесспорно,
Что в себя сам, очень я влюблён.
Моё эго, как гора огромно,
И я выше, всех земных корон...

Им массы нипочём,
Им важен индивидуум?
Страданье, полнив дол,
Взвивает Мир Невидимый.

Отец послал к нам Сына
С правдивой вестью радости -
Не заблуди в долину,
Спасайся жизнью благости!

Я спокоен как удав,
Потому что всегда прав.
Я собою сам любим,
Сам себе необходим.

Что я вовсе не особый,
Убеждать меня не пробуй.
Я, как всякий гордый гений,
Выше, сошок мелких мнений.

Суеверий и примет,
Для меня на свете нет.
Верю твёрдо лишь в одно:
Быть великим мне дано.

Гений я — поверьте чуду,
Был им, есть и всегда буду.
Не ищу себе почёт,
Мир — героя сам найдёт.

Не людьми — собой любим,
В этом — непоколебим.
Ну а мнение людское,
Не лишит меня покоя.
Марковцев...

Я сознавал одного лишь себя,
Все остальные были декорацией.
И прожил жизнь для одного себя,
Всё остальное были декларации!