Сладко в юности грешил

Так некрасиво уходить,
Когда вдруг просят оставаться,
Но очень больно здесь пробыть
Когда другим лишь все овации.

Так невозможно всех понять!
Зачем ты нужен в этом мире.
Стихи свои лишь посвящать
Тобой же созданною лире.

И молча в небо заглянуть,
Увидеть там лишь отраженье.
И в пустоте искать прощенье
Что для тебя лишь счастье мщенье.

Лежать в траве и тихо плакать,
Но не бояться что одна.
Устать от жизни и признаться
Что в этом мире нет тебя.

Ходить по тихим закаулкам...

Любить – не грех. А если я отбила
Тебя, шутя, у той - другой?
А если я сама в тебя влюбилась,
Хоть не одна была уж той порой?

Выходит, грешная любовь, мой милый.
Но в чём наш грех? Ответь, прошу!
Быть может, то – судьба?.. Любимый!
Как рада я, что я с тобой грешу!

Я ни о чём ни капли не жалею.
Пусть грех! Но как же сладок он!
Я просто по-другому не умею.
Любовь к тебе как наваждение! Как сон!

Спаси влюблённых, Боже, заклинаю!
Ты огради от бед нас, Бог!
А мы потом ответим...

Свадебное платье. И фата на стуле.
ЕЙ твоей невестой, милый, не бывать.
Я тебя украла. Страстью напоила.
Грех на душу взяла – ей в феврале рожать.

Она мне позвонила. Слёзы в телефоне
Как немая просьба: «мне верни его».
Знаю, ей там трудно. Знаю, не к добру всё.
Только как отречься мне от счастья своего?

Ведь сама я, милый, замуж чуть не вышла.
Придётся снова чьё-то сердце разбивать.
Свадебное платье. И фата на стуле.
Мне его невестой, милый, не бывать.

Мы горим с тобою. Мы...

Мы люди из стали!
Партийные бонзы
Нас так величали,
А мы на игрушках-лошадках скакали
И сладкую жвачку жевали.
О мачтах, пиратах, о солнечной дали,
О дружбе такой,
Какой раньше не знали.

Но вот он пришел «волкодав»
Страшный век
И мы, словно мягкие плюшки,
Глядим, как подонок терзает девчушку,
Как мат раздается при нашей подружке,
Пацан не встает перед древней старушкой.
Мы сладкую жвачку жуем
И бодрую песню поем.

Мы милые люди,
Но кто его знает,
Вдруг этот подонок случайно...

Эта маленькая, завораживающая Тайна
жила вне времени или в другом измерении.
Опытна, как гетера, и невинна как Ларина Таня,
была своей для любого поколения.
Для одних она - разочарование, для других - счастье.
Сама чертила линию своей жизни на ладонях пространства.
А время, как снайпер, ставило зарубки на тонких запястьях с упорством вечности,
как знаки её безрассудного постоянства.
Изливалась бесконечной струйкой песочных часов на пергамент осени строками воспоминаний.
Всем...

Я год, как бы, в кельи прожил,
Слегка, если честно, грешил.
Но в наглую все ж не привык,
Так может лишь конченый «бык».

Про пасхальное яйцо слово молвится.
Беспокойная душа успокоится,
Грешник в праздник не грешит, станет каяться,
А болезненный вздохнёт и поправится.

Ой, пляши, святая Русь, не выгадывай,
Навари яиц поднос, да выкладывай,
Разукрась узором все тонким пёрышком,
В роспись душу положи всю до донышка.

Ярче, солнце, посвети нам весеннее,
Нынче празднует Христос воскрешение!
Осени себя крестом, да не жалуйся,
Про обиды позабудь ты, пожалуйста.

Помолись и сердце враз успокоится...

Куда ни плюнь, всё попадёшь в поэта,
И раненным завоет он зверьём,
Так разобидится поэт при этом,
Что сердце разобьёт опять своё.
Есенины и Пушкины живыми
Остались в каждом сердце на века
Живут в нас и творить хотят отныне
Прославить Русь на долгие года.
Но, Боже мой, читателей - то нету,
Кому писать, ну разве, что себе,
Обидно, больно жутко так поэту,
Не признан, не прочтён, увы, никем.
А, впрочем, друг мой, это не задача
Пиши себе, жене, друзьям, мечте,
Рисуй, твори, греши, а это...

В светлом Храме стою пред Тобою,
Мой Господь, мой Отец, Ты мой Бог!
С обнаженной, открытой душою
Разговор я начну, сделав вздох.
Расскажу о своих я страданьях,
О метаньях уставшей души,
И услышав в молитве признанья,
Скажешь: «Дальше иди, не греши…»
Подарив мне надежду и веру,
И Любви своей чистой огонь,
Дашь понятие грани и меры,
Для спасенья протянешь ладонь.

Когда зайдёт в тупик, и встанет жизнь нелепо,
И за душу тоска укусит, как змея -
Ты будто первый снег, ты будто звёзды с неба
На грязь земных дорог, на серость бытия.

Всё у тебя не так: ты солнце над метелью,
Затмение Луны и ясность без неё;
Ты горькое вино и сладкое похмелье,
Мучение и вновь спасение моё.

Ты будто первый снег. Не сладкая истома,
Не жаркая мечта, не слёзы по себе -
Сквозь душу ты летишь, чиста и невесома,
И таешь на щеке, покорная судьбе.

Ярки цветы...