Скука-с

Не смейте обвинять мужчин. Ни в чем.
Они едины. Как святое семя.
Они во тьме
пронзают нас лучом.
Они умрут за нас. Дай только время.


Хранители — и дома, и души.
Воители во благо государства.
НА ДВАДЦАТЬ ВЕЧНОСТЕЙ ПРИШЛИ СЛУЖИТЬ.
Не ошибайтесь. Не минут на двадцать.


А мы их топчем. И ведем к костру.
А мы им изменяем. Скуки ради.

И рвет меня — за маму и сестру —
отца и брата сдавших
Торквемаде.


Кто я такая?! Мне пятнадцать лет.
И мой возлюбленный — меня голубит...

Зачатый в утробе неведения, выношенный на руках самообмана,
в заблуждении, черпающий оправдание собственной жизни,
и согревающий эфемерную мысль мнимого превосходства,
лилия грудничковой мудрости, уже полная самолюбования,
стыдливо пробивающаяся сквозь мутную воду царственной лжи,
твоя истина, хранящая девственность от посторонних глаз это –

философ, боготворящий стены родного храма,
поэт, снимающий шляпу перед выпивкой, женщинами,
втягивающий в прокуренные лёгкие
бездомный...

Он был жалок, убог, печален.

Часто кашлял и шмыгал носом.

"Дурачок" — ему вслед шептали

Все подряд, и глядели косо.

Делал вид, что не обижался,

Был приветлив, учтив, радушен.

Притворялся, и улыбался,

Пропуская смешки сквозь уши.

"Смейтесь! — мыслил. — Смотрите сверху!

Я вас выше! Уж я-то знаю!

Ваш удел — мерить вашей меркой!

И за это я вас прощаю!"

Он бродил, незаметной мышкой,

В переулках, где меньше шума,

Спрятан в серенькое пальтишко,

Весь утоплен...

Надеюсь, я уже созрел
писать роман. Мой друг-читатель
(да, я на "ты" - ты мой приятель!),
бросай рутину глупых дел!
Садись-ка в кресло поудобней…
Я поведу рассказ о том,
чем я и сам грешил тайком
(кто с правдой - тот и благородней!),
когда и молод был, и глуп.
И верил, что Земли я пуп!

Роман, конечно, о любви.
Пусть рвутся новые поэты
изобретать велосипеды,
а наше дело - c'est la vie!*–
сбирать цветы ночных мечтаний
в букет красноречивых слов
о тонкостях проблем полов,
о...

Дорогие, лучезарные, самые чуткие на свете...
Примите несколько строк в знак благодарности Богу
и судьбе - за то, что вы у нас есть...


1976


Сверчковой темноты скрипичный свист
Страна без тротуаров и людей
Клин огоньков непуганых повис
Над патронташем вымерших путей

По лунным шпалам бродит чей-то конь
И мы по пояс в сумраке бредем
Где руки наши – там горит огонь
Где губы наши – там светло как днем

Обрывки проводов, ступени крыш
Сплетение немыслимых орбит

К плечу...

Слепые. Мы смотрим глазами.
Глухие. Мы слушаем звуки.
А кто-то в небе над нами
Зевает от скуки.

Какие длинные минуты,
Как долго тянутся они.
В них, в каждой целый год как-будто,
Секунды в них, длинней чем дни.

За час на годы постарею,
Возьмёт он жизни треть моей.
Глазами слабже став, прозрею,
Взглянув иначе на людей.

Неоднородно во мне время,
В нём плотность разная всегда.
Есть миг, что Вечности длиннее,
И словно миг есть в нём года.

Нет хуже пытки ожидания,
Нет скуки пустоты длинней.
Полжизни стоит миг страдания,
Миг счастья — молнии быстрей.

Какие длинные минуты...

На скалах записи нашли…
Их, люди древние вели.
Кто ж ныне древних тех поймёт?!
Так расшифровывали – год.

Уж в академии Наук
Доклад готов… «из первых рук».
Магистр древней сей науки
Воспрянул, после долгой скуки.
Двенадцать месяцев аж ждал…
Докладчик сам тянуть не стал:
Как – маршалу (не… командиру роты) –

«На скалах – только анекдоты!»

-- «Вот – здорово!И... интересно!
И, что же стало… вам известно?»

Призвав уверенность и смелость,
Хоть огорчать и не...

И снова видятся мне рощицы и клёны,
И я,делами неги утомленный,
Я променял и скуку городов,
На тихость древних лип,на тишину холмов.
Разбросаны то там,то здесь всегда,
Они дают покоя никогда:
Их красотой готов пленяться часто,
И верю,что в спокойствии моём,
Являться ко мне Муза будет часто,
И встретить я,и приютить готов.

Лен, лён белым не бывает, спешим, выправляем,
надеемся, что смелы и смеёмся, над собой, за-
ламываем руки, просто так, ради скуки, из пустоты
черпаем, мелодии звуки, гортанного пения, бубна
удары, ритм заправим за края, выведем, увидим,
что слепы, глухи, немы, стреножены, оказалось
спим, заморожены.