Скрипучий

Художник нарисует воздух,
из воздуха родится –
дыхание, и чёрный голос воронья,
вещающий – дышать, что умирать,
но умирать с надеждой. Алмазной колесницей
прокатится зима по кремню глаз и высечет искру –
то гниль весны, то сырости печать
на запечатанном конверте солнца,
внутриутробного тепла горнило,
а значит, что-то в этом есть а, значит, что-то было…
Молочно-кислый месяц по утру,
прощаясь, растворит ещё одну печаль
для новых звёзд; бродячий всхлип эфира
подаст художнику на хлеб...

Она прошла далеко,
Она прошла укромной
Походочкой высокой
Для неги сладкой, дремной.

При рельсах осиянных
Полуночной луной
В сапожках долгожданных
Она пошла со мной.

И в доме среднерусском
Скрипучем и пустом
Нездешней павой в узком
Жакете входит в дом.

Березовым монисто
Сверкало в сентябре
Как лик луны сребристый
На бархатном бедре.

И кружевные дали
Вдруг ослепляли близь -
И зайчики мелькали
В глазах как кошке «Брысь!»

И длился, длился, длился...

Мне озноб не мешает любить тебя.
Как и пуля, застрявшая в сне –
Не мешает лететь в те события,
Где мы рядом сквозь слезы и снег.


Мне разлука -
не может -
ласкать тебя -
запретить
в наших письмах шальных.
Пусть по бревнышку космос раскатится,
Мы роднее с тобой всех родных.


И не важно – хоть в полдень, хоть полночью
По рецепту судьбы иль врача
Я приду к тебе наново плотничать,
И быть рядом.
И сердцем стучать.


+


Согнутые в коленках губы... (1978)


Подхожу к...

В голове одно - негодуй
Настя, дуй её дуй,
Забивай косяки,
Крути самокрутки.
Эта любовь к небу стала твоей забавной шуткой,
Кричи стучи и снова-
убаючи сердце чужое- воруй скрипуче.
И не обращай внимание на вопросы
Ляг и одежду сбросив
Повесь свою душу на гвоздик
возле входной двери
Все лучшие люди давно живут в монастыре.
А ты все здесь и вся ты с нами,
Плети из фантиков фейерверки
Лишь бы тебе не быть как птице в клетке.

Здесь память живёт, въедаясь в трухлявые брёвна,
в развилки скрипучих полов, в лязг заштопанной кровли,
здесь память жуёт жвачку потухших бесед,
и ветер стучит мотыльком в расщелины окон,
как ветхое эхо застывших житейских примет.
Здесь Экклезиаста слова в шелка паутины одеты,
и вечная тень тщетно ищет глухого ответа
в останках своих, в костяке разложившейся плоти,
углы обгрызая, страницы скобля чёрным светом,
страницы опавшей листвы и желтушно-осеннего пота.
Здесь пыль – первым снегом...

Воет ветер меня беспокоя,
Рвет изящные пальцы берез,
Заверну я себя в одеяло –
Поброжу по холмам своих грез.
Небосвод серой завесью давит,
Леденеет от ветра стекло,
Лик твой милый к губам прижимаю –
Он мне дарит надежду, тепло.
Кто–то хрипло, надрывно стенает,
Голоса и скрипучая дверь…
Я немного простужена, знаешь,
Я поправлюсь, прости и поверь.
Ты прости и поверь в те улыбки,
В слезы, радость, молчанье, печаль…
Я с тоской и любовью взираю
Глаз любимых манящую даль.
За стеклом...

Зима, снег выпал по колено
Кругом белым бело, дороги замело,
Деревья в кружевах седого инея,
Притихший лес и не скрипят полозья.

Сорока пугает стрекотом скрипучим
И снега скрип, и нет следов, взгляд
Ловит первозданность, и пышность формы
Снега, и белизна просторов, и пределы

Бесконечны белые и сказочность, и праздник
На душе. А на горах тюль снежного тумана,
Река, незамерзающие родники, панбархат
Платья серебристого берёзы не скроет стана

И явит ненаглядную красу! И вида
Нет...

На границе лета и осени, когда выжженный август глотает
сухими губами асфальта золотую пыль сентября,
и, окрашенные в зелёный, волосы скучных скверов смывает
первая седина листопада, когда
бесполезные крики птиц будят глиняный ковш заката,
зачерпнувший уют опущенных глаз оконных рам,
раздается голос новорожденного, глухой, неприметный, как мятый
надорванный лист клёна на стойке карниза съемной квартиры, там,
жизнь пробивает лунку дыхания сквозь тьму осеннего вечера;
бледный ветер, как...

Светлый вечер.
Луны желтый глаз.
Под руку скрипучим морозом...

На пасеке нас ждал во все глаза
домишко с занавесками из ветра:
хоромы целых три квадратных метра,
и на стекле застыла стрекоза.
Цеплялся вьюн за ивовый плетень
как будто бы нечаянно.
Смеркалось.
А небо, как большое одеяло,
пришло укрыть неугомонный день,

и звёздами сползало набекрень
на не случайность нашего привала.

Входили в раж скрипучие сверчки,
и плакала вдали ночная птица,
я думала, что птице не годится
в такие ночи плакать от тоски.
И падал ковш на дно...