Скорбный

Ты знаешь – вечность есть лекарство от любви.
Один глоток ее распутает морщины,
что спят, пересекаясь на лице,
и скорбной маской кажутся порою…
Ты знаешь – вечность есть лекарство от себя.
Ведь самому нельзя проникнуть в вечность –
она непроницаема. Но стоит
ее глотнув, запить остывшим чаем,
или дымком ямайским закусить –
как вмиг наступит облегченье в виде
усталого дождя, что смоет краски
с души и с облика, и с цвета глаз…

Твой Вася Тёркин - наш герой, он всего иного пуще,
А может круче, в нём порой, смысл кроется погуще…
Как бы ни была горька жизнь без правды сущей,
Слово молвим про бойца и мы в строке кипучей.

Первый склад про молодца, в дни годины скорбной,
Веленьем совести – борца, утвердим в пыли походной.
И забыть, того, не вправе, мудрой мысли верен чёт,
Наш герой привязан к славе, раз - родился, на два почёт.

Жар уходит за пригорки, в так далёкие края,
Замерзал Василий Тёркин в шубке белой...

Мой дом уютный, тихий, скромный
Люблю тебя я с давних детских лет.
Меня согреешь ты и успокоишь
Когда на улице метель
И вьюга злится, мечется кидая
В прохожих комья снега, на бегу
Они зонтами лица защищая
Скрываются за угол дома моего.
А в доме мне тепло, и так уютно.
Сияет зайчик на стене,
В камине тлеет пепел.
И тишина кругом, та тишина,
Которая бывает,
Лишь в поздний зимний вечер
В доме том моём.
Мой дом как крепость мне бывает
В минуты скорбные и бурные, когда
Спешу домой...

В шумном Хаосе…
Картин
Убегая…
От Безделья
Остаёшься Ты…
Один
На Один…
С немым…
Весельем

На Один…
С Бескрайней…
Стужей
И Вселенскую…
Тоской
Ведь Тебе…
Никто
Не нужен
Только…
Грёзы и…
Покой

Навсегда…
Простившись…
С Миром
Прежней…
Скучной…
Кутерьмы
Отслужившей…
Всем кумирам
Той…
Заброшенной…
Тюрьмы

Что подчас…
Зовётся…
Волей
Хотя Смыслу…
Вопреки
Наделенной…
Скорбной…
Долей
Тянет Путы…
Нелегки…

Как привязанные…
Нити
Струны…
Пламенной Души
В Небо...

Седого Урала столица,
Ты вновь зажигаешь огни.
Паришь над лесами, как птица,
И в горе, и в светлые дни.

Здесь два континента случайно
К единой границе сошлись:
Востока древнейшая тайна
И Запада светлая мысль.

Однако об камень разбились
Европы богатой мечты,
В уральских лесах растворились
И Азии дикой черты.

Суровый России ребенок,
Ветра не согнули тебя.
Как лук, ты упрям, хоть и тонок
«Свердловск мой»- шепну я любя.

Плотинка опять неспокойна:
Как сердце, трепещет в ночи...

По мне не зазвонят колокола,
не упадет их звон на землю стоном,
не потускнеют скорбно купола
под потемневшим небосклоном,

не застучит отчаянно капель,
ветра не зарыдают на погосте,
не смолкнет птичья радостная трель -
зачем грустить им об ушедшем госте.

Не налетит внезапно смерч шальной.
Роняя лепестки, не сникнут розы.
И только звонкой раннею весной
По мне заплачут белые березы.

Пустынны улицы, по ним гуляет ветер.
Он одинок, наверно, как и я.
И ищет он пристанище на свете,
Не может средь дорог найти себя.

Цепляясь крыльями своими, он за ветви,
Пытается взлететь так высоко.
Он хочет докоснуться к небу
И улететь с земли же далеко.

Дышать мешают боль и ожиданье
Того, чего ты не увидишь никогда,
Но бесконечность одиночества – страданье
И с ним земные горести останутся всегда.

В отчаянье он в окна бьет, разбрасывая слезы,
От этого на стеклах капельки...

Город туманно-сонный.
В сердце ударит эхо,
Эхо чужого смеха.
Резко, как звук клаксона.

Мокрые яблонь кроны.
Странно застынет небо,
Небо в тумане слепо.
Скорбно, как лик иконы.

Капли в цветах жасмина.
Сердце заплачет тихо,
Тихо приходит лихо.
Горько, как вкус хинина.

Жду…
Весну…
Но, Она…
Не Приходит…
Вижу…
Небо…
Сквозь заросли…
Туч

Что с Судьбой…
…Мировой…
…Происходит?
В чём теряется…
… Истины…
…Луч?

Ты…
Не Жди!!!
Не Вернётся…
Спасенье…
Ты…
Не Лги!!!
Утешаясь…
Другим
Разум Тешит…
Тебя…
Снисхожденьем…
Объясненьем…
Порочным…
Пустым

Пусть Весна…
Это Реки - Разлуки
Пусть Надежда…
Лишь Искра - в Дали
И, Душевные…
Скорбные Муки
Держат Чёлн
На Вселенской Мели…

Ты веслом…
Оттолкни…
Всё, что – Ложно
Что Привычно…
Чего...

ПРОЛОГ

Сын-подросток серьёзно, по-взрослому
пожилого отца попросил:
«Расскажи мне про первоапостолов».
А отец – как язык проглотил.

С полминуты он думал мучительно,
свою память, как мог, напрягал,
а потом вдруг ответил решительно:
«Это те, кому Бог помогал
делать всю мировую историю,
становиться её костяком.
Не силен я в библейской теории
и с религией мало знаком,
но четыре апостольских имени
я могу тебе всё же назвать.
Если спутаю что, извини меня.
Но на мелочи, в общем...