Сиюминутная слабость

Рухнув с самой высокой из гор,
Разобьётся душа на осколки.
А с ней святость её и позор,
Разобьются, став меньше чем точки.

Слабость будет наградой за труд,
Он в себя силу тела возьмёт.
Но его дел, след в мире сотрут,
Следы тех, кто за нами идёт.

Разожжёт огонь чувственный страсть,
И по жилам кровь жидким огнём.
И над разумом чувства взяв власть,
Рассудительность выжгут всю в нём.

Доброта, в злое станет мостом,
И молитв не спасёт благодать.
И за то, что знал встречи с грехом...

Тот приговор нам дан навечно:

В безумном мире, быстротечном

Рука об руку жизнь пройти,

Себя в твоей душе найти.

И чтобы жизнь нам не дарила,

Печаль иль радость, слабость, силу,

Всё разделить напополам.

Один нам дан с тобой стакан

Воды из чистого ручья.

Глоток тебе, а после я.

И яблоко двоим одно:

В нём наше всё заключено.

© Copyright: Надежда Мунцева, 2019
Свидетельство о публикации №119060901358

Томной неги касанием,
Усыплял миг хандры.
В нём уснуть пожеланием,
Мир погасшей искры.

Время стало неспешным,
Мерным стал стук часов.
Словно конник став пешим,
Поменял ритм шагов.

Грусть в минутную слабость,
Глянув, стала хандрой.
И усталости вялость,
Овладела душой.

Безучастно-прохладен,
Ум, сознание спит.
Безразличен я к правде,
И душа не болит.

И меня звёзд сиянием,
Уж не манят миры.
Томной неги касанием,
Их размыл миг хандры...
Марковцев Ю.

Словно в приступе гнева, обжигало лучами,
С небес яркое солнце и царит в мире зной.
Ты посмотришь печально, поперхнусь я словами,
Не хочу, не желаю я размолвок с тобой.

Должен выдохнуть воздух, чтобы новый вдохнувши,
Отыскать сумел свежесть, я в его новизне.
Чтобы свежею мыслью, сделать жизнь нашу лучше,
Чтобы мир старой болью, не терзал душу мне.

А под солнцем палящим, высыхает до срока,
Высыхает до срока и желтеет трава.
С тем в ком нет жизни сока, здесь реальность жестока,
И...

Небес проклятье и востог,
Плеснули в мир судьбы ладони.
Грустит распятый людьми Бог,
На, ими ж, созданной иконе.

Даётся людям жизни крест,
Без прав замены и продаж.
Мы все рабы путей и мест,
В них судеб прихоти и блажь.

Мир строгих логик и абсурда,
Наполнен странностью примет.
На счастье бьётся в нём посуда,
И без копейки — рубля нет.

И не поможет жизни опыт,
В местах где правда не твоя.
Разнятся мерностью расчёты,
В различных сферах бытия.

Небес проклятье и восторг...

Люблю, дышу, мечтаю,
Надеюсь и пою.
Чужих не подкупаю,
Своих не продаю.

И гнев познав и нежность,
Не путаю следы.
Не верю в неизбежность,
Назначенной беды.

Брать не люблю нахрапом,
Но медлить не привык.
Не верю судьбы знакам,
Когда в них злобы рык.

Пред сильным не склоняясь,
Под слабым не хожу.
Другим прощая слабость,
Себя за то сужу.

Люблю, дышу, мечтаю,
Живу — сейчас и здесь!
Как мне дано, как знаю,
Живу — во всём и весь!!!
Марковцев Ю.

Виновен
Шрифтом в картонном переплёте,
В ладонях любимой цветами,
Ароматом лунной розы,
Музыкой сцеплений с временным,
Небом на коленях,
Словами, хором слетающими под руку,
Безымянным именем тавра...
Где мы за жизнь становимся родными -
Завязями тоненьких нитей свечения.
Нежно держу тебя, женщина моя...
И когда ты не со мной,
Я берегу твой след для молитв,
Молитв обо всем, что ты любишь.
Где ты, одетая строкой,
И сад не спит, и руки пьяны,
И в руках кочевых остается память...

Он родился у берега бурного моря.
Путешествовал, рос и боролся за жизнь.
Приносил окружающим радость и горе.
Покорял города и бескрайнюю высь.

Он взрослел и мудрел, становился солидным.
Уставал от побед и всё чаще грустил.
Был всё более тихим, всё более скрытным.
Остывал дикой юности яростный пыл.

Постарев, обленился. Забравшись на север,
Шёл по полю и грустно о чём-то шептал,
По пути, лишь слегка увлажняя посевы.
Был могучей стихией, но сделался мал.

Поделилась,
Буря песнею со мной.
И я вырос,
Нравом буйный и шальной.

Жизни годы,
Полны буйного огня.
И невзгоды,
Не сломали в ней меня.

Не последний,
И не первый я средь всех.
Боль падений,
Ведал, но и знал успех.

За слов святость,
Не просил в молитве благ.
Мою слабость,
И мой друг не знал, и враг.

Было разно,
Мне не жаль ушедших дней.
Не напрасно,
Жил я всё же средь людей.
Марковцев Ю.

Хронограф рифм, задуманный для риска,
Я знаю: он, когда-то бывший всем,
Одной рукой вонзал нам жало в сердце,
Другой - снимал, смотря в глаза, доспех.
Все слёзы отняты.
Я, о себе посмевший - «Я»
Ангел и бес в риторике безлюдий,
Нашёл в небесном тексте алый знак,
И захотел вернуть пропажу будням.
Там, в лампах виселиц у звездного окна,
Нет места для него, ведь Он живой...
Его крестила млечность бытия
В окрестностях бескрайней чистовой.
Дарю листве исписанный огонь,
У нас в крови...