Сиреневые фонари

Ночь. Улица.
Погасли фонари.
Вдруг, шаги за спиной.

Холод внутри и яблочный привкус,
Звуки ошибок режут сознание.
Музыка горечи, смерти и боли,
Ранит и колет и дарит отчаянье.

Лёгкий туман, в голове небеса,
Слёзы не видно в скупой темноте.
Кнопки - на ощупь, лишь свет фонаря,
Мой нервный импульс стремится к тебе.

Сводит с ума, пожирает мой разум,
Здесь слишком жарко, спасет лишь свобода.
Настежь окно, в голове небеса
Импульс к тебе, ну а я к небосклону...

По крыше зло полощет ветер,
Срывая с мест облезлых голубей.
Безрадостный холодный вечер
С унылым светом тусклых фонарей.

Заплеванный, как дно колодца,
Осклизлый двор, забитый водосток.
Похож на серого уродца
Под слоем грязи сломанный цветок.

Все безысходно и безлико.
Кирпич, осколки битого стекла,
Тоска, промозглая до крика,
Продрогший дом, заждавшийся тепла.

Япония, тебе не спится.
Встречаешь первой ты рассвет.
И солнце по утрам садится
на золотой велосипед
в твоих горах.

В твоих садах вишневых души
сгоревших в ядерном огне
бесцельно бродят. Вот послушай!..
Звучат, как песня в тишине
их голоса.

Твой самурайский кодекс чести
превыше всяческих обид.
Да что обиды!.. Чувство мести –
оно и то тебе претит.
Простила ты.

Простила ты и кровь и слезы.
Простила просто, без затей
неизлечимые лейкозы
потом родившихся детей,
не знавших...

А город спал, напоминая о себе
Прозрачным шумом улиц Ленинграда,
Собачим лаем, всплесками в реке,
И мертвым блеском глаз, таращихся из мрака.

Он шел один, не вспоминая ни о ком,
Не замечая трудностей пути,
В его душе все оборвется, но потом,
Когда он вспомнит - ЧТО оставил позади.

Взошла луна, и озарила бледным светом
Манящую тропу, в конце которой были дивные огни
По ней он побежал, подталкиваемый легким ветром
А голос в голове кричал: «Нет! Не беги!!!».

И он бежал, хотел...

Кручу педали, шины шелестят
По гравию просёлочной дороги
И пусть меня колхозники простят
Я опьянел от воздуха немного

Разбужены поля, зелёный лес
И лето, как младенец в колыбели
И соловьи наперебой! Вселился бес
На ветках он высокой, старой ели

Мой велик! Ему всё до фонаря
Тащу его по зарослям и в чащу
А ветки старые в колёса норовят
И он завис на дереве упавшем

Здесь тишина, здесь сказка и покой
Я в детство возвращаюсь умилённо
Прикрыл глаза. Да, был я вот такой
В царапинах...

Пространство…
Облеченное в утонченные,
но окаменевшие формы прошлого прошагивается глазастыми прохожими. Приговоренные к любви и отрешенные от быта
губы
зависают парочкой в переулке. Париж.
Невидимые трубы проглатывают жизнь
изящно-беснующегося города. И когда
колонны
громадой своей зазвучат и в висках колыхнется
утробное племя –
вспыхнет душа
и охладится присутствием гения. Туристу на съедение –
пиршества всей вселенной. На мгновение
растворяешься
и обретаешь...

Свет фонарей все тише,
Улицы стали пусты.
Хочется мне услышать,
Твой голос из темноты...

Голос твой мягок и сладок,
Шепот как шорох берез,
Я не хочу больше видеть,
В звездах-глазах твоих слез.

Мысли ушли, как ушла ты сегодня.
Мы вновь расстались на восемь часов.
Завтра я Верю будет свиданье,
Будет свиданье... Мысли без слов...

Кружатся, кружатся в вальсн мнежинки печальные,
Дивные бабочки к свету бесшумно слетают,
Гибнут в лучах фонарей и на лицах полночных -
Тихие слёзы горючие не просыхают...

Тех, кто любил нас, и ждал, и надеялся, снова
Память, зачем-то, опять и опять возращает?
Нами любимых, в страданьях и муках безмерных -
Образ и голос далёкий - бесследно стирает...

Кружатся, кружатся в памяти годы прошедшие,
Странно и страшно, что всё это было со мною!
Рифмы летят и садятся, как снежные злопья...

Последний фонарь выключают
И в городе вновь пустота.
Тебя мне сейчас не хватает,
Хотя я сижу не одна.
Другой меня нежно обнимет
И будет на ухо шептать,
А что - мне не важно отныне,
Мне легче с тобой помолчать.
И пусть эта ночь нас ласкает -
Представлю - ты рядом со мной,
И чтож что меня обнимает
Не ты, а кто-то другой.