Сиреневая аура берёз

Расцвела возле дома сирень,
Её запах пьянит и волнует,
И сидят старики целый день
Под сиренью, где ветер не дует!

Не спеша разговор заведут,
Рассмеются на острую шутку,
Если мимо соседи идут,
К ним присядут за стол на минутку!

А сирень всё пьянит и пьянит,
Словно выпил вина или бражки,
И под вечер сосед-баянист
К ним подсел в своей новой рубашке!

И собралась тогда молодёжь,
Под баян пели песни, плясали.
На такую гулянку придёшь,
Будут ноги выплясывать сами!

В три часа...

Мелодию любви поет в лесу синица.
Мелодия любви в журчанье ручейка.
И радости капель, сверкающие лица,
И солнечных лучей незримая река.

Приветствую апрель и первых певчих стаи!
В проталинах снегов блаженствует скворец.
Прозрачен небосвод, сиреневые дали.
И вот она Весна дождались, наконец!

Как радостно душе, и сердца перебои …
Взволнованно тебя за плечи обниму
Нет, нет ни одному, а нам с тобой обоим
Откроется тропа к весеннему теплу.

Мелодию любви поют глаза, улыбка
Мелодия...

Где в сиреневом центре квадрата,
не искомом на шаре Земном,
перечёркнутый знак невозврата
заискрился сусальным огнём,
где туманного варева ложка
разлилась на районном плече –
мы с тобою как яркая крошка
на огромном, святом куличе.
Пусть поливочный ЗИЛ нам пока что
обслюнявит плащи в кураже…
Мы сегодня – желанное брашно,
поглотившее Бога уже.
Мы и сами – уставшие боги:
не поймали трамвай за бока
и идём по намокшей дороге,
перешагивая облака.
Нас ещё увенчали: беспечность...

О, Женщина! Что Ты за Тайна?
Видение? Блажь? Колдовство?
Намерено или случайно,
Меняешь судьбу, естество…

Меняешься словно погода
То тихое море, то шквал
С Тобой Я бывал на Олимпе...
То падал, то снова взлетал

С Тобой, доходил до Нирваны…
По лезвию бритвы и в ад,
И жизнь превращал то в пустыню…
Но чаще в сиреневый сад

О Женщина! Тайна природы!
Ты радуга! Солнце! Гроза!
Люблю твои стройные ноги,
Походку богини, глаза...

Глаза твои, два океана,
В них тайна и, может...

какие запахи весны?
они летят
и видят сны
цветет сиренево Планета
и скоро лето
фиолета
а летом
запахи ясны!

На лунных качелях нефритово-белых
парила меж тучек лесная богиня
в фиалковом платьице с вырезом смелым
и одуванчиковой пелерине.

Прелестная, чудо - глаза неземные,
смеялась, что тучки здесь все понарошку.
И трели звучали её зазывные,
спускаясь на землю мерцающей крошкой,

будили траву и цветы полевые.
Сверчки начинали водить хороводы.
А ивы, пижамы одев голубые,
со звёздами падали в темную воду.

Туман поднимался густым перламутром,
вставал над лугами ступенчатым сводом
и хор...

Смотри, сиреневый восход,
Лилей, рубиновый закат.
Ласкай аморфный переход,
Стараний в бархатный мускат.

Вдыхая солнечный фокстрот,
Вкуси таинственный обряд.
Впадай в раздумия от острот,
Впитай божественный заряд.

И усомнившись сквозь стекло,
Спустись неспешно с парапет.
Всё,- вкуса время истекло,
Контакт твой разумом воспет.

С согласием, после, не тяни,
Богатством яства насладись.
Вину такому нет цены.
С посудой, лишь, не ошибись...

Я малышку Аделинку спать в кроватку уложу.
- Добрых снов. Спокойной ночи. - Ей я ласково скажу.

Спи и пусть тебе приснится разноцветный мир чудес,
Где сиреневые птицы и густой зеленый лес.

Зайцев серая семейка под кустом, в норе, живет.
Вот оранжевая змейка быстро по траве ползет.

Бродят желтые олени от воды невдалеке,
Их причудливые тени отражаются в реке.

Ярко-рыжая лисица, с нею выводок лисят.
Голубой ручей струится. Гуси белые летят.

На полянке земляничной красных ягодок...

Когда осенний дождь, в скоплении планет,
пройдёт по куполам (наверно, раз в четвёртый),
и, кажется, ни Канн, ни Барселоны нет,
а есть продрогший Бог и этот город мёртвый, –
на крышах сизари, как будто на плотах,
дрейфуют над землёй, где всё одно и то же:
наивные мечты в сиреневых тонах
и тонущий октябрь с шагреневою кожей.

Яков Есепкин

На смерть Цины

Пятьсот двадцать второй опус

Македонское ль солнце, Тироль
Наши бледные тени встречает,
Пьян свободой мышиный король,
Ангелочков Левадия чает.

Небеса от пылающих губ
Возгорятся и кубки пустые
Налиет беленой душегуб:
Лирам кафисты петь золотые.

Милый август, где арки твое,
Сени щедрые, емин услада,
Пусто вкруг, лишь горит остие
Магдалины ли, Евы близ ада.


Пятьсот двадцать третий опус


Яд веков истомил алавастр,
Где вечор баловались...