Синь

Эх, горяча кровушка,
Вем пылаю словно я.
Эх голо-головушка,
Эх, ты забубённая.

Сердце беспокоится,
Бьётся в такт мгновений.
Всё во всём, враз хочется,
Без ограничений.

Ум без компромиссов,
Нрав без тормозов.
Не боится рисков,
И к борьбе готов.

Нет и капли хитрости,
В действий намерениях.
Резкость торопливости,
В принятых решениях.

В небо выше солнышка,
В синь, где глубь бездонная.
Улететь головушка,
Хочет забубённая...
Марковцев Ю.

День разрыдался спозаранку,
Выплакивая горечь знойных дней…
Чеканя кАпель бег по крыш жестянкам,
Бросая в лужи россыпь пузырей.

Дождливый сумрак прячет небо в тучи,
И непроглядна горизонта синь вдали,
И оглашает назиданья гром гремучий,
Грозя грозой спокойствию земли.

А я впустив ненастье в свои окна,
Вдыхаю ароматный влажный бриз,
И чувствую родство Души с Истоком,
Без фальши душных красочных кулис….

Курлыча в небе, журавли
Нестройным клином кроЯ небо,
Вонзились в синь и принесли
Душе волнение и трепет.

И возвращаются всегда
В родные земли издалёка,
Под сень любимого гнезда,
Под бодрый и призывный клёкот.

Как невозможно ярок клин,
Как важно рассекает воздух,
Они все вместе, как один,
Пока не разлетелись в гнёзда…

НАПРАСНЫЙ ТРУД

Напрасен всякий скучный, тягостный ли подневольный труд,
Лишённый радости и светлого горения. –
Известно ведь, на ниве полновесный плод не вызреет без освещения,
Без должного тепла и влаги семена не прорастут...
Без творчества, без драгоценных вдохновения минут
Подобный труд, по сути дела, механический лишён благословения,
Что та, хотя бы и большая, глубина без наполнения,
Без содержимого – раскрашенный сосуд.


ПЛЕВЕЛЫ БЫТИЯ

Поистине, ложь исчезающа!
Коран...

Она прошла далеко,
Она прошла укромной
Походочкой высокой
Для неги сладкой, дремной.

При рельсах осиянных
Полуночной луной
В сапожках долгожданных
Она пошла со мной.

И в доме среднерусском
Скрипучем и пустом
Нездешней павой в узком
Жакете входит в дом.

Березовым монисто
Сверкало в сентябре
Как лик луны сребристый
На бархатном бедре.

И кружевные дали
Вдруг ослепляли близь -
И зайчики мелькали
В глазах как кошке «Брысь!»

И длился, длился, длился...

Кровавый рисунок....

Старинная книга в золотом переплёте,
Опракинулась со скрипучей полки,
Её пыль мол салютом кружила вокруг,
Словно в сказке раздался таинственный звук,
Книга раскрылась упавши на пол,
Неизвестные буквы и дивный декор,
Предавали письму безумие смысла,
На другой странице находилась картина,
При свете луны она будто живая,
В крови та страница откуда не зная,
Возможно из глаз того , кто ту книгу читает


Почему меня обходит луч света?
Может мне выхода...

Квятковская Людмила
Была девчонкой «в теле».
А пацанва любила
Лишь тощеньких девчат.
На Люсю – ноль вниманья,
Все сквозь нее глядели...
Из будущего видно:
Не девочка, а клад.

Отзывчива, сердечна,
Умна и без заскоков.
Готова сделать в дружбе
Навстречу первый шаг.
А юность так беспечна...
Хоть кто-то у истоков
Формированья душ бы
Сказал бы:
-- Надо так... –

Была бы дружба с Люсей
Квятковской мне подарком.
Но я был не умнее
Всех прочих, а глупей...
Была б, наверно, лучшей...

Тонкое лицо императрицы,
золотая роза на груди,
брови как встревоженные птицы
крыльями взмахнули впереди,
и мелькают то леса, то скалы,
и встают из полуночной тьмы
Соловки, лубянские подвалы,
ледяные склепы Колымы,
бьются кони, плачут чьи-то дети,
тени, тени рвутся наяву,
офицеров, сваленных в подклети,
девушек, распластанных во рву,
рвется прах с заброшенных погостов,
комом к горлу подступает прах,
ледяная лапа холокоста
на Ее заснеженных полях,

но летит!
летит по белу свету...

Однажды, в размышленье погруженный
я испытал желанье закурить,
и видел я: во мраке подсознанья
ехидный глаз зажегся, голова
змеиная из мрака проступила,
дразня меня раздвоем языка,
но размахнувшись, мощно я ударил
в прищурый глаз, и тут же, отделившись
от телесов, глава преобразилась
в подобье жабы
и ушла в глубины,
и вместе с тем желание исчезло….

Однажды, в размышленье погруженный,
почувствовал я в сердце чистоту,
и видел я: душа моя сидела
на каменной ступени; белым светом...

Жизнь блестела, словно твой паркет.
В тишине густых сосновых палок
Женщина качалась в гамаке,
И арахис жареный жевала.

Белый пудель стриженным хвостом
Всё махал, на солнце члены грея –
Женщина читала энный том
Сочинений Э. Хемингуэя.

В щели глаз лились живой водой
Строфы занимательных историй
Про окопы первой мировой,
И о старике, ушедшем в море.

Я был рядом, лучший друг семьи,
А точнее - лучший друг хозяйки.
Ежедневно, с часу до семи,
Рассуждал, качаясь в раскачайке...