Серые крыши

Серые, грязные лужи,
Ветер холодный, сырой.
Лысина мёрзнет и уши,
Дождь моросит ледяной.

Я весь скукожился будто,
Тысячелетний старик.
Весь до костей замёрз люто,
Сердцем и духом поник.

Вымерз я, сердце льдом стало,
Вымерз — в душе холода.
Кровь бежит в реках вен вяло,
Став частью жидкого льда.

Нет во мне прежнего больше,
Мыслей задорных огня.
Ты пожалей, спаси Боже,
Душу во мне от меня.

Серые, грязные лужи,
Пасмурно, сыро, темно.
Странно, а ветер ведь южный,
А ледяной...

Серый ветер вдали, мокрый снег на висках,
мёртвый свет под свинцовым куполом неба,
беспокойное солнце скользит, как лиса
между глиной осин и берёзовым мелом.

Здесь тебе остаётся всего пара строк
в чёрно-белой февральской тоске бездорожья,
их допишет закат сквозь растаявший смог,
и холодная ночь тишину подытожит.

Не ругай меня мама строго
Неудачник я, ротозей,
Что поделать – ведет дорога
Из осколков и из гвоздей.

А удел мой нестись по крышам ,
Со свистком гонять голубей ,
Потому что на этих крышах
Выше тех, кто живет под ней!

Не добился высот настоящих
Ни в науках и ни в труде,
Видно так наследил мой пращур,
Что плетусь у себя в хвосте…

Разродился я тут талантом -
Что-то там написал в стихах!
И хожу разодетым франтом:
В общем гоголем в двух словах.

Понимаю все сам – никчемно -
Не...

Ты потрогала меня — взглядом,
И я тронутый, снесло — крышу.
Быть с тобою должен я — рядом,
Я живу пока тебя — вижу.

Можно стану я твоей — тенью,
Чтобы в такт тебе идти — следом.
Без тебя не проживу — день я,
Станет жизнь моя пустым — бредом.

Только нет меня в твоей — жизни,
И на сердце, на моём — грустно,
Но чужой я для тебя — лишний.
Не нужны тебе мои — чувства.

Не во мне твоей души — радость,
Для тебя пустое я — место.
И не мне твоей любви — сладость,
Богом разной жизни...

В безысходности и в дикой печали,
Я просто так прожигаю недельки.
И что за мрази вас создавали?
Грустные, серые, панельки.

Такие привычные, и взгляду родные,
Как пустая бутылка водки на столе.
И неужели мне серость надоело впервые,
Ведь как вы уже знаете, что я навеселе.

В них врастают КБ, и алкаши до утра
Под окнами орут до стельки.
А завтра после них с бодуна,
Дворник метёт около серой панельки.

И в подъезде начинается пальба,
А после, мёртвый наркоша, и кровь на шинельке...

Веет холодом от стен бетонных,
От обыденности скачет меланин.
Все больше мыслей незаконных,
От депрессии спасает только никотин.

Серое небо, и серые панельки,
Одиночество вгоняет в серые краски.
Я как потерянные две тефтельки,
Люди вокруг меня надели маски.

Жестокий убийца и надзиратель,
В отражении вижу лишь мертвеца.
Одиночество только мой приятель,
Как в бетонных стенах дожить до конца?

Мармеладов

разум давно перестал верить глазам,
улыбка безумца ползёт по щекам,
все руки - по прежнему кости царапаные,
все силы на вдохи и выдохи
равные.
на сотни попыток мыслить разумно,
и говорить так тянуче, заумно,
и представлять себе настоящие стены,
которые крепость и дом мой, наверное,
а они снова колют мне что-то,
истерика, мне смешно от чего-то,
я снова бьюсь головой о пол, о стены.
они снова смотрят и что-то пишут своей левой,
мол одарёные - им всё можно,
и скоро мозги мне дёрнут...

Не понравилось жильцам,
Что на крышу много лет
Карлсон нес различный хлам
Превратив все в туалет.

Дайте братцы мне огня,
Что-то мне друзья не спится,
Окружают тут меня,
Монголоидные лица,

О как я зол! На них я зол,
И требую кровавой мести,
Забрызган грязью мой камзол,
Теперь хоть режь, хоть бей, хоть тресни.

Что со мной уже не так?
Крыша едет в никуда,
Это как бы не пустяк,
Это просто ерунда.

Разобраться б мне пора
Виноватых кажись нет,
Прицепилась вдруг хандра,
Виноват же интернет.

Если хочешь быть всех выше,
То не стоит лезть на крышу.
Годится гению подвал,
Где он шедевры создавал.