Седой

Когда нибудь исполнятся слова
того первоначального значенья,
в котором ветром плещется листва
и звуки растворяет птичье пенье

В котором розоватый свод небес
едва заметен в предрассветной дымке,
и пепельно седой, туманный лес
проявлен, как на старом фотоснимке...

Роскошных летних гроз звучит канкан,
развеивая пасмурные сплины,
и радуги, ласкаясь к облакам,
так грациозно выгибают спины...

Морских просторов жемчуг голубой,
где солнце оплавляется в зените,
нанизывает каплями...

В небо я смотрю--алая заря
Манит за собой тропкой ноября.
Листья тут и там,жёлтые, в росе
Стелятся ковром в звёздной полосе.

Встану на неё, руки разведу,
Из груди мечту-радугу пошлю...
Распахнув глаза, трепетом ресниц
Поднимаю в высь стаю мирных птиц.

Стаю голубей, белых, сизарей.
Пусть несут они весть Любви моей
В даль, где горизонт красится зарёй
Солнцу на поклон, за седой горой.

Ты прими, моё Солнышко,меня,
Дай мне сил твоих выразить любя
В лучиках твоих лето ноября...

Сидят вороны на заборе,
И тих с утра безлюдный сквер.
Весь мир со мной сегодня в ссоре,
А день осенний хмур и сер.

Как я, не спал день этой ночью.
Как я, под утро уснул он.
И просыпаться день не хочет,
В тумане зыбком словно сон.

В тумане день — седой, лохматый,
И мокро-грязный словно бомж.
Что был собой хорош когда-то,
Теперь на всех чертей похож.

Чтоб этой грязью в нём не жить,
Пройду я сквозь него не споря.
Я не хочу подобным быть,
Вороне чёрной на заборе.

Сидеть...

Зорька алая, песня нежная,
Разливается как река весной.
Не вернуть назад время прежнее,
На песке дворец, был размыт волной.

На ветру камыш, седой клонится.
Воду в алый цвет красит солнышко.
Что желал себе, всё исполнится,
Только верить в то, крепко должен я.

По утру росу птичка Божья пьёт.
Душой чистая и без корысти.
Ей за это Бог подарил полёт,
Нет греха на ней, нет в ней подлости.

Осень к нам пришла жёлтою листвой,
И на юг летят птицы вольные.
В небе нам кричат, знать зовут...

Дрозды склюют последнюю рябину.
Седой скворец прощальную споёт.
Подрезанное криком журавлиным,
на землю небо мягко упадёт.

Но облаком в предутреннем безмолвье
уйду в заворожённые поля —
хочу вобрать и навсегда запомнить
твой тихий свет, родимая земля.
/Август Ярковец/

И опять горбатая боль вскрытым сердечным нервом.
На леске потерь вальсирует тень непримиримости.
Зияющая пустота пространства, ориентиры на север.
Ночь продолжается, пусть за окном и заря. Пределы видимости –
Туман свинцовый, океан выжженных трав.
Я вижу немых фотографий осадок – бездыханные кадры.
Я даю им жизнь, я даю им немного прав
Обрести в седой памяти свежесть зимнего сада.
Я прошу их прощения, только они молчат,
Молчат обоюдной тоской в недосягаемой дали,
Откуда мне пишет осень...

Вот, день спустился в тёплый вечер,
Накинув красок призрачных покров седой.
Дня угасающего свечи
Задул прохладой налетевший бриз ночной.

Исчерпан повод нашей встречи,
И снова сердце обволакивает грусть.
Твои ласкает ветер плечи,
Растрёпывая локоны волос. Так пусть
Мгновенье это длится вечность!
Достаточно всего лишь на тебя смотреть.
Событий кадров скоротечность
Не помешает миг такой запечатлеть!

"Я позвоню! Пока! Счастливо!",-
Сказала, нежную улыбку подарив...
Простилась...

Протуберанцы лепестки огня,
Живые локоны пылающего солнца.
В Орбите звёздной встретили меня,
Серебряным звучащим колокольцем.

В них свет веков и звук старинных лир,
От вечной юности до памяти вселенной.
И песни муз летят в седой эфир,
Пронзая души, словом незабвенным

Протуберанцы сполохи огня.
Их гордый свет земное озаренье,
И золотыми струнами звеня,
Нам дарят, то печаль, то вдохновенье
***

В седой истерзанной дали,
Где рать бесовская гуляла,
Я вынул Слово из петли,
Чтоб жгло сердца и оживляло.

Чтоб прогремело словно гром,
Вдохнув спасительной свободы,
И поэтическим пером
Пронзало страны и народы.

И самый край родной земли
Плод вдохновения впитает!
Глагол, изъятый из петли,
Пустой брехни не наболтает.

Сначала был сон

Скифы врываются в мир моих снов запоздало.
Под предводителем дикая лошадь заржала,
И уносились куда-то в пучину сомнений,
И не искали любви, тишины, вдохновенья.
Странная встреча, почти на границе разлуки,
Скифы летели, мелькали их руки и луки.
Стройные девы в плену и любви, и печали,
Наши сомненья и наши тревоги встречали.

Что это? Сон. Не пора ли уже просыпаться?
В голосе звон, в этом ливне чего нам бояться?
Смотрит мой брат, и проносятся в полночи мимо
Снова...