Седая

В краях – где только снег и только сны,
где горизонта нить – светла до белизны,
оскал торосов – ровные зубцы,
живёт Любовь, ей стражей – мертвецы.

Любовь украшена в парчовый сарафан,
в кокошнике блистает брильянт,
дворец её из льда – он строг и прям,
на костяных воротах – алый бант.

А мертвецы – красавцы, каждый – франт,
следят, чтоб не тускнел тот брильянт,
чтобы Любовь была век молода,
и принца не ждала, любила холода.

Заказан путь в те белые края,
усеянный костями...

В Батумский порт спустился вечер,
Надвинув тёмный капюшон
На горные вершины плечи,
И звёзд рассыпал миллион.

И под небесными огнями,
Качаясь на волне морской,
Уснули яхты с якорями
Под шелест ветра и прибой…

А утром вновь, надев корону,
Гуляет солнце по росе,
С горы ползёт к воде по склону
Зелёный мыс во всей красе...

У берега, застыв в раздумье,
Покрытый мудростью седой,
Стоит проснувшийся Батуми,
Над бирюзовою водой

. Нарвем ромашек мы, добавим лютики
И соберем себе большой букет.
Зачем, мужчины, вы девчонок любите?
Любите женщину за сорок лет.

Пускай в висках у ней метель завьюжила,
Но если нужно вам тепло и свет,
Коль запечалится, иль закручинится,
Зовите женщину за сорок лет.

Пусть ей морщиночка легла в разлет бровей,
Закрался в локоны сединок след,
А вы, как в юности, цветы дарите ей,
Цените женщину за сорок лет.

Тогда морщиночки ее разгладятся,
В глазах появится веселый свет,
И...

И снова мне не довелось уснуть,
И снова мыслей бежит череда,
И больше мне уж не всплакнуть.
Устал наверно, да по сути – Да!
И слез уж больше этих нет.
И нет их больше, лишь на дне
И весь вот этот полуночный бред,
Что снова вместе в этой тишине
И как обычно смятая постель,
И скомкан старый и любимый плед,
И знаешь, этого я вовсе не хотел,
Как не хотел всех этих наших бед.
И знаешь, ведь, наверное, во мне,
Исчерпана сейчас почти до дна уже,
Извечная любовь моя к тебе,
На тонкой...

Я просила любви у бога
На всю жизнь, до волос седых.
Пусть чуть-чуть, пусть совсем немного,
Только чтобы была на двоих.
Хочешь? На! Но зачем чуть-чуть?
Я тебе ее много дам!
Выбирай, с кем в ней хочешь тонуть,
И дели ее пополам.
Я пыталась ее делить...
Я пыталась ее отдать...
Я хотела ее дарить,
И ее же взамен получать.
Но секрет я один не знала,
От любви выбиваясь из сил.
Я тому ее отдавала,
Кто у Бога о ней - не просил…
***************

Я уже отвык от холодов, Север не забыт, но так далёк,
Где горел пожар младых годов, тлеет только малый уголёк.
Там, где ветер скулы обжигал и казался бесконечным бег.
Снегом заметает пьедестал, где творил железный человек.
Павших и уставших поднимал и совсем не мыслил про износ:
«Некогда им думать про финал!»- вслед однажды кто-то произнес.
Сверху только панцирь, глубже суть, мягкий и ранимый сердцем врач,
Чтож уже назад не повернуть, под гору несётся время вскачь.
Четверть века...

Снежит. Седые тучи, клочьями,
Загородили солнца лик.
Тоску лью в миг скупыми строчками.
Судьбы узор к листу приник.

Дрожит струна в аккордах времени.
Виолончель басит в плечо.
Какого я рожденья, племени,
В веках пропела песнь о чём?!

Стучит мой ритм в груди простуженной,
Пробитой ветрами потерь.
А снег на улице всё кружится,
Со сквозняком играет дверь.

Мы странники потерянной исчезнувшей земли,
Бредущие по пыльному, тернистому пути,
Стоптавшие поношенных три дюжины сапог,
Прошедшие три тысячи нехоженых дорог.

И путники уставшие идут себе вперёд,
Гадая что за тропа заросшая за поворотом ждёт.
Живут они в неведенье – кто в горьком, кто в хмельном,
Но как один стараются найти в пути свой дом.

Минуя все превратности и колкости судьбы,
Они на теле вечности прочертят борозды.
И тонких линий жизненных останется клеймо
На хрупкой призме...

Киноварным вином смягчим холод, наконечником взгляда стегнем по шоссе,
что, как ящерица в белой пустыне пьяных от снега лесных изваяний.
Выберем направление – прокуренная туманность равнины, дождь изо льда
и зимнего спящего солнца, ультрамарин воздушной росы над головой, сияние
первых лучей рубиновых глаз молодой попутчицы – искры рассветной со дна
ночных монологов призрачных подворотен. Направление – данность;
ориентиры – костры у обочин из потерявшихся слов забытых преданий
надежды...

Уже и кровь не горяча, и с каждым днём слабеет тело,
Но сердце верою полно, не даст рукам оставить дела.
Пылают свечи в полутьме, Марии статуй освещают,
Христа распятие, святых - иконы, и орган играет.
Под звуки музыки врата открылись, петли заскрипели
И в храм ворвался утра шум, монахи крёстный ход запели.
Вдруг умиления слеза с щеки скатилась кардинала,
Он так любил Иисуса лик, хоругви, ризы блеск и славу,
Что инквизиторам дана, давным-давно учреждена
Буллою папы, церкви власть...