Рябиновые костры

Улетело беспечное, звёздное лето.
Вот и город убранство сменил.
В дорогие одежды рябина одета.
Ей туман это платье пошил.

Тротуары укрылись опавшей листвою,
В золотом утонули плену.
С непокрытой стою под дождём головою,
Я печаль тебе с ветром верну.

Далеко унесётся тоска ожиданья.
Отлетит, как листки с тополей.
Пережгутся кострами твои обещанья,
Превратятся в дым, в пепел полей.

Волны Атлантики, срезающие парус безмолвия, врезающиеся
в железобетонную пасть кубического чудовища,
в паутину Бруклинского моста,
в 463 станции кипящей подземки,
в продолговатый портал Бродвея, в плешь Центрального парка,
в аорту ПятогоАвеню, в воздушные замки Уолл Стрит,
в замороженное время Метрополитэн музея,
в старый Челси, в церковь святого Патрика, спрятавшуюся
в тени Рокфеллер цента,
в остров свободы с окаменевшим подобием свободы Делакруа,
в пьяный призрак Аллена Гинзбурга...

Пахнет морским приливом – к дождю.
Между нами пропасть – один поцелуй.
Прикоснулось слово к губам и стало цветком.
В глубине зрачка – облачко перламутровой пыли
от вспорхнувшего бабочкой ветра.
Воспоминания – разводы неба
в отражениях глиняных луж;
дыхание – остывший туман на фризе.
Одинокая груша разбросала осколки ветвей
по паутине стекла – мне бы столько дорог.
Томик хайку согревает внимание –
словно печаль светлячка-фонаря в окне
кембрийского океана –
в ожидании сна у костра...

Наш Женя – бравый командир
Он всех поставил в строй
И вот ему 51
А он ведет нас в бой!

Нас в бой ведет за чистоту
И за природу Мать!
Ведь ценит Женя красоту
Готов весь мир обнять!

Тогда, скорей , художник он
Всей широтой души
Рисует лес – сосновый бор
Костер горит в ночи.

А у костра он не один
Вокруг сидят друзья
Ему всего 51
Прекрасная пора!

Он улучшает этот мир
За ним стоят Дела!
Он всех вокруг себя сплотил
Так « ЭРА» создана!

Он дирижер оркестра Душ
Он слышит...

Ничего не скрою, что ведаю.
До рождения света белого
Тьмой кромешною был окутан мир.
Был во тьме лишь Род - прародитель наш.
1.11
Род - родник вселенной, да отец богов.
Был вначале Род заключен в яйце,
Был он семенем непророщенным,
Был он почкою нераскрывшейся.
1.12
Но конец пришел заточению,
Род родил Любовь - Ладу -матушку.
Род разбил темницу силою Любви,
И тогда Любовью мир наполнился.
……………………….
Песни птицы Гамаюн
Клубок первый.


Пролог

Рожденная Огнем из семени...

Я от себя б ушла, и хлопнула бы двери...
Но только, как уйти мне от себя самой...
В душе стучат, стучат весенние капели,
И хочется любви живою неземной.

И пела бы гармонь под белою сиренью,
И в травах луговых искала бы заря
Бедовых рос закат в весёлые капели,
Чтоб отразить в них счастье бытия....

...Я от себя ушла, и хлопнула те двери,
Что паковали грусть уныния вчера..
Иду к себе другой, где ветром заалели
Угли разворошённого костра.

Я скоро привыкну жить с болью
С той мыслью – с которой жутко,
Что я распростилась с любовью-
Серьезно, навеки, не в шутку,

Есть в мире любовь! Ведь правда?
Ведь я и сама любила,
Я сделаю вид, что рада,
Что это не «есть», а было»…

Раз «было», то еще «будет»..,
Через год или два, к примеру,
Но как продолжать верить людям?
Потеряв и любовь и веру…

Мне б душу согреть , хоть малость,
А тело? – Отмою тело,
Душа бы зарубцевалась,
Что б снова летать хотела…

Вокруг о любви все...

Мне хочется писать о самом главном.
Не о словах и райской тишине.
Мне хочется писать о первозданном--
О пыли собираемой в душе.

И пыль других в их солнечных дорогах
На тропах осознанья бытия,
Их первые шаги в весенних токах,
Их силу мощи летнего костра.

Их Дух Огня ничем не угасимый,
Их верное стремление к рулю
Своей вселенной в миг неукротимый
Одним порывом Вещего--Люблю!

Люблю Земли луга, озёра, долы,
Люблю всю ширь зеркальную небес!
Люблю ромашку в белом ореоле,
И...

Седая улыбка песка в молодой и невинной печали зеленой волны.
Ночь чарующе плыла смуглым блюзом луны,
морская соль оседала жемчугом на руках.
Любовь проникала в поры уснувших окон,
играла под звёздами оттенками прибрежного бархата.
Лиловый шар неба скрывал две тени,
застывшие пунктиром невыносимой надежды.
Чёрные лапы кипарисов освещали тьмой потускневшие шаги;
линии движений плавно перетекали в тёплый пейзаж;
в шёлковом покрывале взгляда нежились последние лучи
чуть видимого света...

Затюкан мегаполисами – досыти,
я приходил к Поэзии
не раз…
К караковой девятилетней лошади
с подпалинами рыжими у глаз.


И фыркая, меня на круп звал бережно
мой вороной и солнечный пегас…
И жизнь в два темпа –
иноходью бегала!
Двумя сердцами – радовалась в нас!


И в бок нам речка отливала сажею…
И ветер гривы нам трепал слепой…
И в мыслях, и в делах:
всё было слаженно.
И в рифмах слаженно. Само собой.


Но век теперь другой. Мы все – без лошади.

А у поэзии...