Рукава

– Так бывает, так бывает –
Зимний ветер завывает
И подталкивает в спину
Как на льду пингвин пингвина.

Ветер дует, ветер злится,
Коготком цепляя лица,
Чтоб к щеке прижавшись, плакать:
– Я трусишка и мерзляка.

Можно я залезу между
Рукавичкой и одеждой?
Можно я у вас, покуда
Холода, в тепле побуду?

Мы домой придём быстрее,
И тогда у батареи,
Никого не беспокоя,
Съёжусь в тонкое кольцо я.

Стану ласков, стану зноен,
Буду пахнуть свежей хвоей,
И набравшись силы новой,
Улечу...

Тяжелые злые ботинки с хрустом ломают ребра.
Стоят над лежащим противником со взглядом жестоким и твердым.
Строгая черная форма, на рукаве горит свастика,
Память подскажет услужливо: еврейских погромов классика.
Пахнет горящими шинами и дымом печей Бухенвальдских.
И вспыхивает в подсознании холод расстрелов февральских.
Для них не имеет значения цвет кожи, возраст и звания
Они своего не стесняются, омытого кровью призвания.
Поставив себя выше Бога, свое начинают судилище
«Сверхлюдям...

Засыпет снег дороги,
Завалит скаты крыш.
Пойду размять я ноги:
За дверью ты стоишь.

Одна, в пальто осеннем,
Без шляпы, без калош,
Ты борешься с волненьем
И мокрый снег жуешь.

Деревья и ограды
Уходят вдаль, во мглу.
Одна средь снегопада
Стоишь ты на углу.

Течет вода с косынки
По рукаву в обшлаг,
И каплями росинки
Сверкают в волосах.

И прядью белокурой
Озарены: лицо,
Косынка, и фигура,
И это пальтецо.

Снег на ресницах влажен,
В твоих глазах тоска,
И весь твой облик...

Солью моря растворяется
плоскость мыслей.
Числа
скачут на ипподроме модификаций
проистекающего.
Не надо бояться
расплавиться под лучами,
упавшими в линзу души.
Причалив
к самому себе.


Полемика

Чувствую ли я?
Или чувствует мною кто-то,
незнакомый сознанию дня.
Живу ли я?
Или в болоте
прозябаю, любя не то и не так.
Моя семья –
небо
да лоскут земли в поле зренья,
братья сомненья
да сестры ответчицы молчаливые
мнением праведным.


Поглощение

Отражение в зеркале...

Есенин лучше б не сказал,
Всё то, что чувствую давно,
Он наперёд уже всё знал,
Что мне давно предрешено...

УСТАЛ!

Устал я жить в родном краю,
В тоске по гречневым просторам,
Покину хижину свою,
Уйду бродягою и вором.

Пойду по белым кудрям дня
Искать убогое жилище.
И друг любимый на меня
Наточит нож за голенище.

Весной и солнцем на лугу
Обвита жёлтая дорога,
И та, чье имя берегу,
Меня прогонит от порога.

И вновь вернуся в отчий дом,
Чужою радостью...

Мне купили новый свитер,
Я надел его во двор.
Я им грязь на стенке вытер
И запачкал об забор,

Я в траве катал Егора.
Он катал меня в траве.
У меня распорот ворот
И репьи на рукаве.

Ну и что, что был одетый
В новый свитер я с утра.
Целый день валяться где-то
Не способны свитера.

Я же сам на всё готовый
Я за грязью не слежу,
И с утра всегда как новый
Я из дома выхожу.
16.04.09

про Питер... ну, конечно,
про Питер...
про снежные звездочки на темном рукаве
молчать и читать
мягкие шаги
белым улицам
сколько еще кругов
в знаке бесконечности
только один переход
и каждый раз неуловимо
мимо... мимо...
весь этот снег
не дает увидеть тебя такой, какая ты была
красивая
спросонок
голос с хрипотцой,
немного виноватый вид...
зелёный чай
много-много карамельных конфет,
прикрытых зачем-то салфеткой...
и старая мелодия...
какое-то танго...
душно-нелепое...
в этом...

Волшебство - в Бесконечность мост…
Тихий голос далекой скрипки…
Серый пепел погасших звезд,
Кем-то собранный в знак улыбки.
Слишком глупо пройти вот так,
Шаркая. С Вечностью разминуться.
Звезды. Ветер. Улыбки знак.
(Здесь не подходит простое блюдце!)
Волшебство, оно как качель,
- В равновесии б удержаться!
Даже если вокруг метель,
Делать дело и улыбаться.
Если ж ты в рукаве с иглой…
Или с палкой – кого огреть бы?...
Ты - не волшебник, а просто злой.
Или, может быть, просто ведьма...

То-то раньше было страхов,
В темноте крестилось лбов -
Где схожденье трёх оврагов,
Двух дорог у трёх дубов!

Ой ли, место удалое? -
Хруст по лужам да кусты.
Нету должного настроя -
Глаз не видит красоты:

С рукавами к логу, к стогу,
Всю в соломенном старье -
Заковал мороз дорогу,
Колею на колее.

Безутешная планета,
Серый, в трещинах кристалл!
Здесь ли мёдом пахло лето
И шиповник зацветал?

Здесь ли вспархивала птица
Из-под каждого куста,
И венок плела...

Лишь узнал про Авенира, царь Иевосфей,
Что убили командира, в грусти и в тоске
Его руки опустились. Весь Израиль сник,
Как им жить без Авенира, до того велик -

Человек, царя назначил, как штрафной буллит
Отменил, переиначил... Сам теперь убит.
Два других в Верховном штабе было у царя
Генерала (оба гады, честно говоря).

Сыновьяони Реммона, сучьи потроха,
Баана с натурой подлой, брат его Рихав.
К власти рвущихся верховной не перевелось,
Но в роду других достойных к службе не нашлось...