Рот

Как катилась голова,
Да под горушку,
Эдак весело неслась,
Чуя волюшку.

Тело пусть себе лежит,
Там, пред плахою, -
Ныне вслед не побежит
Стылый страхолюд.

Зело ловким палачам
Благодарная,
Так и спрыгнула с плеча,
Разудалая.

Скок, да скок, да кувырок,
Мчит свободная,
Через ямку, бугорок
Тропка торная.

Очи пучит, рот кривит
От усердия,
Лбом о камешки стучит,
Самостейная.

Только скоро, вот беда,
В лужу вскочила,
Грязь, да кровь кругом одна, –
Горка кончилась.

- Вы рот заткнули мне напрасно,
Ведь я для вас сосед и друг.
- От твоих речей опасных
Нашей демократии каюк!

Н.В.Невесенко

Конечно, ты поэт, и поэтому права, то есть го-
воришь правду, (пока ещё жива), пока не подн-
ята на ножи, своею свободою, (лажею, ложею,
лужею), (окропят свою волю,твоей кровью),как
носителя моего языка, пронижут и тебя, твоею
же болью, или окажешься на гиляке, в петле,
перетянет твоё же горло, чтобы познала ты ис-
тину, и её любовью упилась бы навсегда, вы-
валив, язык и глаза (из глазниц), не по своей
воле открыв свои же веки, рот, исказив, до не-
узнаваемости, (падая ниц), своё...

На заклятом яву… как во сне…
не спеша,
едут танки по мне…

И мелькает мой рот в новостях…
И глаза мои кровью хрустят…


Умираю. На каждом шагу.
Умираю. С иконой к врагу.
Умираю. Раздав в котелки
всем: резиновой черной ухи…


Вот такой православный обряд.
А покрышки горят и горят…

И в проломах небес чинит плоть
изувеченный нами Господь…


Вот такой замечательный день.
Ни судьбы. Ни дорог. Ни людей.

Перекресток привстал на дыбы…
Ни людей. Ни дорог.
Ни судьбы...

«Славно начат чемпионат!» –
Воет диктор, разявя рот.
Только цены-то вверх летят
До заоблачных до высот.

На продукты и на табак,
На лекарства и на бензин.
Нет, не выдержит здесь слабак,
Не дожить ему до седин.

И уж многие – под крестом
Да на кладбище. Довели.
Посчитали народ скотом
Демократы родной земли.

Олигархи – на высоте,
И нетрудно мы их поймём:
«Подыхай, народ, в нищете,
Мы нерусских себе наймём!»

Демократы родной земли
Порубили леса на пни.
Орды Гитлера не смогли...

Одно небрежно брошенное слово
Сразить любого может наповал,
Меня обнять пытаешься ты снова,
А помнишь ли, что ты вчера сказал?

И руки твои виснут словно плети,
Ожоги слов меня бросают в жар,
Нет! Нам не жить с тобою вечно вместе,
Сказала б я, но быт мне рот зажал.

Во сне к тебе случайно прикоснувшись,
Я просыпаюсь словно от толчка.
О! Где же нежность наших дней минувших?
Милей тебя мне пение сверчка.

С тобой нам надо разные две койки
И мел, чтоб кругом очертить черту,
В мой...

Болтливым пустозвоном был,
Но докой слыл по праву.
О нём весь город говорил --
Цирюльнику – нет равных!

Вот, как-то, стричь и брить он стал,
Заросшего... немного.
Рот ни на миг не закрывал,
А речь касалась... Бога!

Твердил, мол, выдумка людей...
Ведь, если был бы Бог,
То не было б сирот-детей,
Больным помочь Он смог...

И многое ещё чего...
(Язык – он без костей)
Спешил, уж стриженный, его
Благодарить скорей.

Дабы ушам дать отдохнуть --
Прочь из цирюльни вмиг...
Не столь...

На улыбку нет лимита,
И подарит она свет,
Когда честно и открыто,
Улыбнётся друг в ответ.

На улыбку нет лимита,
Улыбайтесь и врагам.
Во весь рот — пусть будет видно,
Что у вас есть зубы там.

На улыбку нет лимита,
Души зеркало она.
Может многое в ней скрыто:
Грусть, веселье, зло, вина.

На улыбку нет лимита,
Она часто лучше слов.
Даже если в ней обида,
В ней сигнал — простить готов!

На улыбку нет лимита,
Хоть сквозь слёзы — улыбнись!
Перестанет быть сердитой,
Улыбнувшись...

Итог борьбы закономерен:
У власти денежный мешок.*
Там, где в главенство денег верят,
Другой бы победить не смог.

Что ж, таковы сегодня нравы:
Мир меркантильным нынче стал.
И не Любви закон в нём главный,
Кулак и деньги правят бал.

Совсем запутан обыватель:
Где ложь, где правда — не поймёт.
А где поймёт, так там каратель,
Рот правде пулею заткнёт.**

В однополярном мире счастье,
Не дарит взглядов широта.
Должна служить в нём воле власти,
Народа песня и мечта.

А шар Земной...

Вечерний воздух
замирает,
словно
безмолвия наместник на земле,
и, лишь аллеи шевелят губами.
Ракитник изливает боль
над тишиной реки.
Упали сосны в небо
пьяным вздохом,
и вяжет рот,
на посошок,
вино.
Глухая дрожь
скатилась по предплечью.
Я помню поцелуй,
не помнящий
имён –
тот кроткий ландыш,
мак, налитый кровью,
цветок,
влюблённый в ветер –
все приметы
печали нежной,
нежности печаль.
Я разгадал его –
он справедлив по-своему,
принадлежа, лишь краскам сна,
не мне...