Росчерком молний

Сказали: «Всё кончено».
Я встал,
Одел старый плащ,
Вышел за двери
И всё никак не мог понять,
Чего же не хватает.
Попытался припомнить
И обнаружил, что потерял память.
Старые картины стекали
С родных стен,
А размытые пятна
Оставались свежими.
Краска – вроде бы влажная,
Довольно новая –
Её запах меня странно волновал.
Я посмотрел себе под ноги
И увидел червяка.
Который куда-то спешил,
Изгибаясь на свой манер
И набирая скорость.
Я тоже прибавил шагу
И заметил вокруг новую...

Куда ведете, вы, дороги?
В какой неведомой дали
Вы стали так гладки и строги,
Что вас метели замели?
О гололед скользит резина,
И не спасают и шипы,
Так на холсте плывет картина,
Когда художники слепы.
Над вами дым костров клубится,
То дальнобойщиков шашлык,
Их разговору длиться-виться,
Как будто вялится балык.
Застряла фура, хода нету,
Одна белесая пурга.
Вот кто-то отстрелил ракету,
Словно каблук от сапога.
Где Вы кончаетесь, дороги?
На вас луны спадает свет.
И цепенеют...

Сказал бы что по поводу,
да заглушает все росчерк пера.
Долог бой, но дышится легче:
тело - огонь, глаза - небосклон,
время - часы на руке, встроенной батарейкой.
2002 г.

Любомир сидел, склонившись,
И с печалью на лице,
Так от слуг и не добившись,
Что случилось во дворце.

Где жена его, Милена?
Ведь была же в терему!
Не прошла ж она сквозь стены…
Как исчезла? Почему?

Да! Была в своей светлице
Перед зеркалом, одна.
Но она же ведь не птица,
Улететь чтоб из окна.

И не выпрыгнешь в окошко:
Над землею высоко …
Да! Не птица и не кошка!
Что ж случиться-то могло?!

В деревнях прошли окрестных,
Всё надеялись, а вдруг …
Всех крестьян спросили...

...Разглядывая наши, безграничные небеса
Представляю себя росчерком стаффажный,
В фоне панорамы судьбоносного листа
И всё невозможное начинает казаться реальным
Но, коль прибывая, в постоянном искушении
Отыскивать, в спектре мира изящный соблазн,
Не придавая значению, то с чем, в сплетении
Оказываются обоюдные душа и стан,
То, не удастся проникнуть, в нерукотворный дворец
Предоставляемый для покоя и забвения,
С обителью для истомного разветвления
Чью вакуумную ауру составляет живо...

А звёзды капают сурьмой,
под молибденовой луной,
в кристальный кварц реки.

На эбонитовых ветвях
клубится цинковый туман;
экслибрис следа моего
сокрыло в брильянтин
ночного света.

У акватории ночной,
как арабеска – знак бемоль
в глазури глаз печальных.

Тахикардия ветра, в даль,
слова несёт, дыханья шаль
на пульсе цефеид.

Ночь хризантемой расцвела,
как grazioso, как мила
дриад игра, и болеро
травы в ногах усталых.

Я ликтор тени, я схоласт
дорог из яшмы, свистопляс...

А жизнь моя полным - полна
Всем маем и сиренью.
Благоуханная весна –
Из смерти воскресенье.

Проникновенный взгляд огня –
Сквозь лес лучи продеты:
Вторженье жизни внутрь меня –
Проникновенье света.



РАЗДЕЛ I

ПЕРЕПОЛНЕНИЕ СЕРДЦА


* * *

Есть в мире истин так немного.
У Бога тайн от сердца нет.
Кто видел свет, тот знает Бога.
Кто знает Бога, видел Свет.
Как речь беспомощна земная
И как невыразима суть!
Я только то, на свете знаю,
Что переполнило мне грудь...

Предрассветный воздух; тихо плещется
изумрудная чаша моря;
позади, наготой упивается берег;
юный Эрос мерещится;
справа шёлк апельсиновых веток;
рядом нимфа с пурпурным плащом,
спешащая к новорождённой,
что на гранях жемчужной ракушки,
из пены морской,
отрешенно,
вбирает хрупкость и нежность
черт Симоннеты Веспуччи;
слева сеют дыхание роз
объятья зефиров,
благоухая расцветом любви;
говорящая сладостью плоть
льётся музыкой тонких деталей;
розы падают в ритме волн,
в ритме...

Седьмое ноября день краха, смерть
России царской, переворот, через подлость
И подлог, узурпируют власть через корысть,
Обман! Смотрю на «поединок» и хочется кричать!

А почему Россия и монарх последний воевал?!
Он русских защищал, что гибли в первых лагерях
Талергофе и Терезине, Галиции и Буковины
Предательство и рок, иуды везде и в Ставке!

И благородство царя, и вера в свой народ,
Причина в чём падения России царской?!
Совпал год и число, и месяц, и не готов народ...

Приходишь ты на месячный парад,
Стыдливо окрапляя негу.
Пьянящий напуская аромат
На долгожданную и чистую утеху.

И алый росчерк простыни,
Как след безумного веселья
Беспечной, гордой красоты
В порыве откровения.

В миг растворяются сомнения,
Блуждавшие до этого в потьмах.
Истомой набегает отрешение
С улыбкой в зацелованных губах.