Рисую

Мне б красоту твою в рифме воспеть!
Да разве есть тебя достойная рифма?
Мне б на весь мир о тебе песню спеть!
Да разве есть тебя достойная песня?
Мне б всю жизнь портреты твои рисовать!
Да разве есть в этом мире такие краски,
Которыми мог бы я красоту передать,
Глубину твоих глаз, в них сияние ласки?
Мне б всю жизнь только руки твои целовать!
Да разве губы мои того достойны?
Мне б всю жизнь с тобой рядом быть!
Но не могу я в себе найти достоинств…

Мне мороз на окнах рисовал букеты,
Посылал приветы вьюгой ледяной.
Петь мне серенады он заставил ветер,
Обещал мне шубу с белою каймой.
Я ему от скуки верить начинала,
И, почти что, сердце стало ледяным.
«Я дворец построю, - весело кричал он,-
Пусть медведи служат только нам одним».
Говорил: «Кататься на оленях станем,
Вьюги-скоморохи будут песни петь.
А еще увидишь чудное «сиянье»,
Изо льда брильянты будешь все иметь».
Но однажды утром стихли вдруг метели,
Ветер смолк, и солнце...

То мне розочку подаришь,
То оценкой удивишь.
А сейчас лежишь-мечтаешь
Про машины и Париж.

То поссоримся с тобой мы,
И сидим и слёзы льём.
То рисуем на обоях,
То хохочем и поём.

Ты мне завтрак приготовишь,
Сам уроки все решишь.
Летом щуку с лодки ловишь...
Слушай, сын...махнём в Париж?!

Ну, что вам рассказать про жизнь мою?
Живу, как все: любовь, беду познала,
Порою в радужных мечтах витала,
Свою искала в жизни колею.

У каждого тропа судьбы своя,
И, сколько ни гадай, не разгадаешь,
Лишь в старости глубокой распознаешь
Секреты и загадки бытия.

Студенткой-хохотушкой я была:
Училась, мир прекрасный открывала,
Считала и чертила, рисовала,
Друзей, подруг хороших завела.

Строитель, инженер, экономист…
Растила сына, дочь, теперь вот внучку.
Я – педагог, учитель...

Мы сегодня не пьём за гармонию, радость и счастье,
Нам уже не уйти после третьей в недельный загул.
Я последний подарок надену тебе на запястье…
Рядом тихо стоит для любви неоседланный стул.

Я запомню тебя горделивостью слов беспощадных,
Обречённостью слабых попыток уверовать в сны.
Я запомню тебя ожидающей в душных парадных,
На стекле запотевшем рисуя остатки весны.

Тут не раз ещё будут слезами разбавлены блюда,
И поспешные стрелки часов добегут до конца.
Мы уходим по разным путям...

Сыплет небо конфетти – снежинки,
Украшая мрачные дворы.
Лёгкие, игольчатые льдинки –
Радость для весёлой детворы.

Молодой морозец веселится,
Мастерски рисует звёзд узор,
На закутанных прохожих злится,
С ветром северным заводит спор.

Шепчет песенку старушка – вьюга,
Чтобы снились ласковые сны.
Словно няня, добрая подруга,
Зажигает звёздочки – огни.

Город постепенно засыпает,
В белые одежды облачась,
А снежок всё сыпет и порхает,
В тихом вальсе сказочном кружась.

Плохой художник, кто не умеет рисовать,
пилот, забывший запах глубины,
учитель нетерпящий пустоты,
один лишь мой порок, способен всех затмить,
что я могу все полюбить.

Я звуки извлекал всегда в миноре,
Когда куплеты выл на весь квартал,
Когда вопил про дружбу в детском хоре,
Когда с высокой сцены рок визжал.

Но что-то вдруг с годами надломилось,
Махнул на всё дрожащею рукой.
Не в радость метры, терции не в милость,
Лишь горечь с неприкрытою тоской.

Сломал гитару, продал барабаны,
Сорвал, скурил и выблевал вокал.
А дальше – водка, шлюхи, рестораны,
В которых неизвестно что искал.

Но разве песню горечью отравишь?
Усядусь вновь за старенький...

Вижу тебя, слышу твой голос
В пустой квартире наполненной смоком,
Который рисует размытый образ,
Что рядом всегда, в сердце моём одиноком.

Ты обнимаешь, целуешь туманом.
Всегда смеёшься, когда говорю я с тобой.
Пленишь меня стройным, обаятельным станом,
И говоришь, что я твой герой.

Лежишь со мною в холодной постели,
Прижавшись всем телом, так сладко уснёшь,
А за окном кружатся метели,
А ты в мой дом уже не придёшь.

И в пачке осталась одна сигарета,
Что за дурманит мой разум...

Да, в душе бываю я ребёнком...
Но зато я искренне смеюсь.
Кто сказал что это очень плохо?
Обижайте! Я ведь всё "прощу"!

Да, я в душе бываю гнусной стервой,
И на всё способна когда злюсь.
А кто меня судить за это смеет,
Я лишь слегка ехидно улыбнусь.

Да, я в душе бываю жуткой плаксой...
Но слёз моих увидеть не дано.
Кто сказал, что это лицемерно?
Пусть на себя посмотрит сквозь стекло!

Да, в душе бываю я унылой...
Но свою лепту здесь рисует жизнь.
Нельзя всегда натягивать...