Распутство

Февраль слагает крылья льда,
Опустошенная земля
Вдыхает жадно цвет младой
Весеннего распутства,
И грезит день потугой солнца,
По лужам кольца,
В сердце зной
Любви
И грех искусный.
Умри, проклятый, белый стон,
Я безнадежно опьянен
Вином живого чувства.

Он стал чужим, и стал привыкшим,
Ко лжи и мудрости глупцов...
И над судьбой своей поникшей
Построил замок мертвецов...

Ему плевать на обещанья,
И неважна корыстность слов.
Давно не ищет оправданья
Безумствам, что создать готов.

Он черствый стал, и безразличный,
К ударам жизненной волны
И с виду вроде бы приличный,
В душе ж не лучше сироты.

Не верит в радужные чувства,
Утерян смех от легких слов.
Идя дорогою распутства
Устал от черно-белых снов!

Народ бежит нынче в деревню…
Кто от долгов, кто от беды,
Чтобы попасть в СЕЛЬПО, харчевню
И за гроши купить еды.
Онегин, Ленский и Татьяна
В разных вагонах, без баяна,
Едут в Щербиновский район2,
Встречает их родня, перрон.
В беде положено рыдать,
Слезу, мать дочери смахнула,
Себя, припомнив, как тонула.
А сельская всех благодать,
Уже звала́, уже манила,
Облокотиться о перила.

1.«Венцом развития человека станут люди седьмой Расы, превратившись в богоподобных существ, творческих...

Безумно грациозна и изящна,
Сравнима с красотою всех написаных картин.
Та нежность от воздушно-белых платьев,
И легкость что с ума сводит мужчин.

И в этом танце все слилось в одно,
Романтика, земная беспринципность,
Злорадство, добродушие, и капелька того
Что вызывает детскую наивность.

Коктель, любви и страстного безумства,
До дна испит всей зрительной богемой.
И опьяненный грацией распутства
Ликует, восторгаясь, бальной Королевой!

Вот те народы, которых оставил
Для искушения Израильтян
Бог Иегова, здесь список представлен
От Хананеев до Филистимлян.

Сделал он так для того, чтобы знали,
Как воевать и учились войне
Те из потомков, что не воевали
По малолетству и прочей вине.

Всем Хананеям и всем Сидонянам
Разве что от восхищенья визжать -
Участь отвёл им Господь: пробным камнем
Быть для евреев и их искушать.

Те в искушении поднаторели
И к дочерям допускали в свой дом.
У Иеговы за это евреи
Были, как с...

В бальзаме вина растворяются звезды.
В мелодии ночи – блаженство слуха.
В цветах поцелуев ищем друг друга,
находим объятья касанием лени,
везде опоздав, мы успели ко времени
нежности поздней.

В постели лунного луга
веет пряностью трав,
миндалем и корицей твоих волос.
Сливки прохлады стекают в ладони,
в лед родников одевается воздух.
Росою созвездий впитав
семя вселенной – искру любви,
мы отчаянно тонем,
доброй волей
разбивая разума посох.

Выверни мое сердце, смотри
там...

Извините меня, что я лживый и груб,
Брал обманом у вас поцелуи,
Но кокда целовал я овал ваших губ,
Знал, что правду сказать не смогу я.

Как осенний листок трепетал и дрожжал,
Вашу грудь ощущая под шелком.
Ваши талии крепко в руках я держал,
Хотя женщин не знал еще толком.

Целомудренность вашу я низко ценил,
С вашей честью совсем не считался.
А наутро простившись у ваших перил,
Забвал все и в дым напивался.

Что мне девичьи слезы и горе вдовы,
Ваше тело считал я отдельно.
Я...

1
«Вот дядя — Чёртово отродье!
И, всё ж, разврат — его сгубил,
во пьянку вляпавши колодье,
здоровья пыл — вконец добил!
Но сильно как, в нём, святотатство,
«срубить» чтоб, под шумок, богатство,
а на делёж — халявы рой,
головняком мне — в геморрой,
ведь стать сиделкой должен буду,
коль мнение родичей — Закон,
а я, как лох, ну..., дурагон,
но «косяка» - не забуду...
И если «крякнет», в кутерьме,
оставлю всех козлов, в дерьме!»
2
Так зло металось в теле Беса,
кто мчался — словно...

Ее величие величием велико.
Она прекрасна! Многолика!
Сродни Твореньям Модильяни;
Она – Изящество в изъяне
И с первой буквы – мой Исток,
Влекущий грех и мой порок.

Я покорен, разбит Безумством
Порабощен Ее распутством
И в страстном пламени сгораю.
О, как же сильно я желаю
Остаться там, где правит Леди
С глазами цвета яркой меди.

Но все мечты – они напрасны,
Нелепы, ветрены. Опасны!
Как можно с ними совладать?!
Быть может заново начать;
Испить с наркотиком коктейль
И...

Я знаю жизнь и всё ее паскудство,
Я помню всё за сотни прошлых лет,
Моменты верности и пьяного распутства,
И нищенство, и громкий звон монет.

Кинжал в руке, теплеющий от крови
И слёзы в честь немыслимой утраты
И словно бесконечность жгучей боли
Моменты опьяняющей отрады.

И тихий страх, струящийся сквозь пальцы
И смелость не подвластную закону
И повесть мной рассказанную вкратце
Не внемлющему, пьяному народу…

К чему кричать, когда тебя не слышат,
К чему играть, ведь зрителей...