Распустилась сирень

Вот бы кто-нибудь не очень мрачный
Объявил хорошую погоду,
Объявил ручья поток прозрачный,
Упразднил плохое время года.

И тогда под ветками сирени
Он бы вдруг подумал о свирели.
Или же, крутясь на карусели,
Он подумал: Боже, неужели
Я забыл навеки о свирели….

И тогда он бросил бы крутиться,
Чтоб домой скорее возвратиться,
Чтобы рыться в старом чемодане
И еще в комоде и чулане,
Словно бы желая возродиться….

Мне нравятся улицы шумные,
Вокзалы, фонтаны и скверы.
Мне нравятся мысли безумные,
Не нравятся серые стены.

Мне нравятся краски осенние,
И длинные, лунные ночи.
Сирени душистой цветенье,
Стихов слух ласкающих строчки.

Мне нравятся сердцу любимые,
Проспекты, улицы, здания.
Мне нравятся лица счастливые,
Не нравятся боль и страданья.

Когда шел воин по пустыне,
все тени шли во след ему,
все тени тех, кого убил он,
все тени тех, кого любил.
Одни кричали ты умрешь,
Другие молвили,- что врешь!
Не видеть вам сильнее брата, воина,
И смерти его, не сождешь!
Да что ты знаешь в этот миг о силе,
Ты тут не прав, ты туп, ты лжешь!
Твой брат идет в объятиях пустыни,
Страшнее места не найдешь!
Здесь нет конца и нет начала,
Здесь все равны в объятьях жара,
И даже если не умрет, сума за миг легко сойдет.
Ты может прав, я...

Выходной, и во дворе нынче пьют все.
Пил и я, но не буянил ничуть.
Тут ко мне и подлетело их блюдце,
Завершив большой космический путь.

Вылез к нам во двор урод самый редкий,
Мне сказал: «Пройдёмте внутрь, гражданин!»
Я спросил: «Куда путь держит тарелка?»
Хохотал в ответ зелёный кретин.

Для чего забрать хотели – не знал я.
Нехристь захотел побить, наконец.
Но реакция у них неземная,
От ударов увернулся подлец.

Гуманоиды мне руки скрутили,
В кормовой отсек к себе завели.
А...

Сквозь листву кустов боярки,
Через цвет листочков ярких,
Не видать дождей сирени,
Поздней осени творенья.
Затерялись дождевые
Облака, тепло до ныне.
Дни стоят теплом отменным,
Где-то рядом, непременно,
Зреет снег залогом зимним,
Может, завтра, кол осины
Вставит кварта телу лета,
Полно греть, земля согрета!
До покрова десятина,
Мы прощаемся, но дивно
До сих пор горят рябины,
Зеленеет всё малина,
И грибы ползут по кромкам
На берёзах, даже тонких,
И в листве горит неярко...

А на блюдечке никто не принесет.
Лишь в ладошку – зернышки.
И ромашка бело-желтым зацветет
Лишь под солнышком.
И ни выиграть, ни проиграть, -
Позабавиться.
И ни выбросить, ни потерять,
Не избавится.
И не выговорить спьяну вслух.
А солгать-то ли?
И не тело – так, бесплотный дух
В белом платьице.
А никто не будет и просить.
Воля вольному.
Сам придешь. И будешь жижу пить
Алкогольную.
А наутро расцветет сирень
Под окошечком.
И хотелось для тебя сорвать, но лень.
И – не прошено...

По вечерам опять куда-то хочется...
В кабак с шестом, куда спускаться вниз.
Там, говорят, Слепое Одиночество
Устраивает праздничный стриптиз.

Мне говорят, оно такое клёвое...
То кружева, то плетка и страпон,
Что у него всегда программа новая,
И публику заводит как Кобзон.

А нет, гарсон, поближе к сцене столика?
Со льдом мартини мне плесни в бокал.
Накачаных сирен, на анаболиках,
Послушаем чарующий вокал.

Они поют, фонарики качаются.
Партнеры дам берут на абордаж
Мне говорят...

За твои голубые глаза
Я готов убежать на край света,
И, как вспомню,– протянет слеза,
Ах, какое тогда было лето!

Груди белые - яблочный сок,
Словно сахар уста, вкус медовый,
Поутру уходил на восток
И я был весь иссиня-лиловый.

Ах, любовь, ты пришла невзначай,
Словно ветка из сада сирени.
Ты держись, дорогая, встречай,
Мы ведь песню с тобой не допели.


И сольёмся в экстазе мы вновь
Неразрывной серебряной нитью
И струна зазвенит и всё вновь
И любовь всю до капельки выпьем...

Зеленая трава уже растет
И солнце опускается ниже
Черемуха под окном цветет.
Под вечер звуки стали тише.

Придет гроза и дождь,
И ветви ломаются больно.
И в этот вечер ты не придешь,
А звезды скажут довольно.

А на утро розьяснится день,
И луж станет поменьше,
Где-то слышно соловья трель,
И в дали зацветает сирень.

Енисей парит сиренево,
навевая сон волшебный.
Солнце красит седовласого,
распуская свет прощальный.

Навевает сон любимому
и по наледи узорной,
посылает другу синему
луч в хрусталь дорожкой золотой.

Вдруг рукою властной шквал
разметал сирень, ледок.
Сер, могучий ветра вал
солнца скрыл златой поток.

Нет ни капельки с небес,
но шуршит потока ливень.
Будто в лёд вселился бес,
льда и волн ломая бивень.

Енисей, нахмуря брови,
унимает удальца
и шугой шуршащей волей
прогоняет...