Пять гвоздей

Расплавленный, асфальт, как мозг, на дороге
жизни, жижа, пульсирует, воспринимает, цвета,
свет, тьму, формы, глубину, объём, звуки, запахи,
вкусы, прикосновения, перемещает, в простран-
стве, тело, создаёт, мысли, слова, цифры, ноты,
пустоты, заполняет, пустотами, придаёт, форму,
раздувает, лопает, поглощает, кислород, «дышит»,
глюкозу и другие, вещества, «переваривает»,
строит, связи, стереотипы, разрушает, рождает,
образы, умирает, с ними, не раньше, ранит, на-
резает...

Смерть за царя, предательство из веры,
Дворец и собственный кордебалет,
Престиж поста, величия химера –
Всё это есть, а может быть, и нет…

Любовь и Бог, Отчизна и граница,
Мосты и храмы, власть и крутизна–
Всё это нам, возможно, и не снится –
Реально существует, но как знать…

Иллюзия, прожект и вероятность,
Мираж, которым потчует кальян–
Казалось бы, их нет, но что занятно –
Без них не составляется пасьянс.

Болота и пески, луга и пашни,
Край света, но на нём родимый дом...

Потеряно, и не замедлить, не ускорить, хода,
хотя возможно, чёрных дыр тех ход, исследуя,
в особый мир попасть, где всё не так и время и
удача, пространства шаг, чудесней не бывает,
а гвоздь, забив, та шляпка, пропадает и измерения
найти те трудно, а в остальном, пристойно и уютно.

- Хорош был человек, и тень его была
красива, лучше, не кашляла она, и
песен тех не пела, и матом не ругалась,
осталось, ждать, когда умрёт, положат
в гроб то тело, отпоют, накроют крыш-
кой, а тень куда? оставят? она то, лучше
ведь была, или уложат вместе с ним,
под саван, гвоздь забьют, другой и тре-
тий и по периметру, до встречи, иллю-
зии с реальностью, "сольют", в то целое,
единое пространство, и в этом всё его уб-
ранство.

Я безвременно жив. Ни молитв, ни свечей,
Ни креста на холме, ни холма у реки.
Позабытая память безмолвных ночей –
Горькозвучная рифма поющей строки.

Уничтожьте меня. Пусть я буду убит
И счастливо схоронен до светлой поры,
И над кем-то другим пусть гвоздями блестит
Деревянное небо моей конуры.

Но потом – берегитесь живого меня!
Я до ваших обросших корою сердец,
Изостривши клыки и перо очиня,
Доскребусь, дорублюсь, догрызусь, наконец!

И покуда в монархи не принял постриг...

"Привязан Он к кресту, в ладонях гвозди",
На лик стекает кровь из-под венка,-
И, кажется такое невозможно,
Как поднялась на Господа рука?

Он не просил у грешников пощады
С прощеньем умирая на устах,
На крест взойдя, как видно было надо -
Для воскрешенья Истины в сердцах!

Как не понять, что жизни нет без Бога?
Тому, кто Им к безсмертью приобщён,
Чей жизни путь - короткая дорога
Туда, где нас с тобой встречает Он!

Входящий в сердце верой в Совершенство,
Которого в безбожном мире...

Хрупкий, песочный тростник, считывающий соломенным лезвием
движенья воды, переливы пурпурно-синего ветра,
слушающий, как гипсовый полумесяц черпает из худосочной реки,
изрешеченной звездами, винно-сребристый ликер, бальзам ночного аптекаря,
веной души во мне, в человеке с забинтованным сердцем, с бездной
вопросов к псалтырю в кармане на голое тело, со взглядом зеркальной рыбы
в изогнутой угольной арке радуги ночи; во мне –
несет в этот мир, своим шерстяным гулом, кружева отражений...

У Егорыча в сарае, что живёт наискосок,
Вы, наверное, не знали: много струганных досок,
Специальная тележка для поездок за водой,
Зонт от солнца, табуретка и гамак с большой дырой.

На стене сплошные полки для заброшенных вещей,
Пол - весла от старой лодки и ведро кривых гвоздей.
Столько разного в сарае у Егорыча лежит,
Вы, наверное, не знали как он этим дорожит?

Никогда не открывает нараспашку свой сарай,
Никому не предлагает: - Всё что нужно выбирай.
Говорит: - В моём сарае, если...

Я слушал, про себя и мне подобных.
Я тихо улыбался и даже хохотал.
Когда для вас на сцене. Бесподобно
"Мужик Алтайский," с монологом выступал.

Он говорил, что после бани с красной
С распаренной я мордой выходил.
И по дороге, мимо речки нашей
Я без разбора, всех молча колотил.

Я даже помню, то весло от лодки
Которым кто-то, прошёлся по плечу.
И я не буду, драть сегодня глотку
Чтоб вы поверили, рассказу моему.

Он очень часто, приезжал в село родное
К нему с рассказами, спешили...

Вернулись к нам «Отечества отцы»,
На злате пожиратели обедов.
Уж примеряют царские венцы.
Вы были правы, Чацкий-Грибоедов.

Они из тех свиней произошли,
Что выросли в дерьме номенклатуры.
Но прежних государей «превзошли»
Отсутствием и чести, и культуры.

Те, прежние, хоть грабили народ,
Но Родину растаскивать не смели.
А эти всю страну за годом год
До ржавого гвоздя продать сумели.

Что им до нас, плебеев и червей?
Они сгноить нас будут крайне рады.
Они теперь – голубеньких...