Пуховый

Как в лесу стоит гора,
Под горою той – нора,
В той норе живёт Горыныч.
У Горыныча хандра.

Безнадёжно Змей влюблён:
Третий день в три горла он,
Не закусывая мясом,
Заливает самогон.

На горе стоит дворец,
У дворца – златой торец.
Вдоль торца Горыныч ходит,
Как заправский молодец.

Из окна торчит коса,
Плачет девица-краса.
Плачет горькими слезами,
Трёт накрашены глаза.

Слёзы горьки льёт она
И бранится из окна:
«Уходите, Змей Горыныч,
Вам Кикимора жена!

Вы – жанатый...

Застудил морозец ручейки в лесу...
Под платком пуховым прячешь ты косу...
Сани да бубенчики, лошадей упряжка...
Ты навстречу выйдешь белая, как сказка...
Да распустишь, милая, русую косу...
Подхвачу на руки, к саням унесу...
Кони бьют копытами и играет кровь...
Да косят глазами на мою любовь...
Пальцы в рот и свистну - понесёт коней...
Взвилась с веток елей стайка снегирей...
Ждёт вдали заимка, только я и ты.....
Под пушистым снегом - островок любви...

Тех дальних лет виолончель перекликается с валторной,
Жила умелица Гюзель в одном селении предгорном.
Таких красавиц поискать! Добра, умна, благочестива,
Платки пуховые вязать могла согражданам на диво!
И ослепляя красотой, всё оставалась незамужней,
Здесь возникал вопрос простой: «Какого принца деве нужно?»
Не ей в истории упрёк, мудрец на коврике затёртом,
Однажды громко так изрёк: «Кто поцелует – станет мёртвым!»
Спешит за осенью зима, за ней вослед весна проворно,
Гюзель свела...

Уронит ли ветер
в ладони сережку ольховую,
начнет ли кукушка
сквозь крик поездов куковать,
задумаюсь вновь,
и, как нанятый, жизнь истолковываю
и вновь прихожу
к невозможности истолковать.
Себя низвести
до пылиночки в звездной туманности,
конечно, старо,
но поддельных величий умней,
и нет униженья
в осознанной собственной малости -
величие жизни
печально осознанно в ней.
Сережка ольховая,
легкая, будто пуховая,
но сдунешь ее -
все окажется в мире не...

Затяните мне потуже руки,да откройте на распашку дверь
нет,тебе гореть не вскуке, одиночество внутри поверь.
Я упала духом или приземлилась,на пуховую твою кровать,
Мне б сейчас набратся духа..смелостью себя унять.

Я тебя никому не отдам -
Замерзающий плакал котенок,
Умудренный не по годам,
Рыл он снег серебристый под кленом.

Навсегда я останусь с тобой,
Я спасу нас обоих от стужи,
Потому что под этой луной
Мне никто больше в мире не нужен,

Я сейчас закопаю нас в снег,
Там тепло, отогреются лапки,
Мимо быстро прошел человек,
В зимней куртке и пуховой шапке.

А потом все опять расцветет,
Будет солнце сиять над землей,
И никто никогда не поймет,
Что пришлось пережить нам с тобой.


Ты...

Так мало мыслей нежных о тебе,
лишь иногда в туман проникнет чувство,
платком пуховым обернёт и мне
становится в своём пространстве грустно.

Куда-то жизнь ссыпается по дням.
В минутах счастья стрелкам стало тесно.
Я перестала плакать по ночам.
Ты согласись, наверно было б честно

совсем не помнить ни тебе, ни мне
кто чей был муж, и чья была невеста.
И как случилось, что в чужой судьбе
для нас с тобой вдруг оказалось место.

Уходит небо облаками прочь,
прочь в бесконечность от...

Отгорели в ночи рассветы.
Отгулял пуховей июнь.
Тащит в город середку лета,
Встав на смену ему, июль

Он с набегами гроз шумливых
Выгоняет ко всем чертям,
К берегам, всей душой любимым,
с сочной зеленью островам.

Где в лагунах летает счастье
Птицей пестрой среди ветвей,
Где годами не ждут ненастья
И полно милых мне людей.

Побросаю как есть на месте
Все дела и запру верстак.
Лето – просто сладкая песня
Разгуляться мне подан знак.

Убегу в чем я был одетый,
В пьяный рейс на...

Грустить не спеши,
что в платке не пуховом…
Пусть в «норку»
укутаться не суждено…
Коль светел останется
лик твой Духовный,
Тебя Остальное
отыщет само!

Посулила мне хозяйка постоялого двора,
Рассказать рецепты счастья.... Да наверно наврала.

Растилалась самобранкой, не жалев свого нутра,
Лишь бы только я остался, в той халупе до утра.

Накормив сытным обедом и отправив почивать,
Растелила мне простынку, на дубовую кровать.

На перине, на пуховой, словно в облаке утоп.
Закружил меня как омут, снов цветных водоворот.

И спокойствие в суставах накатило как вино.
Долго я искал где счастье, а в спокойствии оно!