Прозрачное декабрьское окно

Только тонкая линия
твоего лица
и музыка Альбинони –
вот и всё,
что останется в памяти
декабрьской ночи.
Только тонкая линия
твоего лица
и симфония снега
за синими
стёклами
декабря.
Только белый почерк
метели,
выводящий
последние строчки
последней главы,
где мы теряем
приметы
друг друга,
и капля
северной нежности
падает
одиночеством
с серебристой ветки
зимы,
превращаясь
в тонкое зеркало льда…

А что, если я,..
закрою все окна и двери
в квартире своей...
Навсегда потеряю ключи...
Покинув людей,
расстворюсь вдалеке каплей мизерной,
прозрачной как воздух...
А воздух там свеж и - ничей.
Планеты не названы,
звёздам немым целомудренным,
никто никогда,
не давал подходящих имён...
А что, если я,..
потеряюсь счастливой крупицей ...
среди незапятнанных
юных, далёких времён...

В ночном полумраке проснулся я и притянул со стены циферблат.
Но стрелкою в глаз огрызнулись часы. О, этот их мертвенный взгляд!
Взревев от сверления по часовой, свернул я в обратный их ход.
И бросился прочь из глазницы пустой в глазницу окна на заход.
От скорости взлета развеялась мгла, явив в облаках синеву.
Под ней обнажилась холмами земля, земля обратилась вдруг в ню.
Без тела не смог я разинуть свой рот, на тело глазея без глаз.
И только решил совершить оборот, заметил знакомый анфас...

Да, сущность сущности верна,
Разбилося об нас столетье.
Но глаз прозрачных глубина
Еще двоит и отражает нежность,
Дисперсию луча о лихолетье.
И в плоскости окна – кровавая луна,
В природе повторяя многоцветье,
Начнем с нуля – начнем с себя,
Вверх спуск, крутые жернова,
Что перемелют семена
Для новых признаков тепла,
Где дьявол с богом породнен:
В Едином и Благом различий узел разрублён.

8.10.14.
Наталья Шлемова

Солнце обрызгало бронзой
и тут же погасло.
Постные
облака –
словно разодранная одежда.
Палевый вечер
подкрался издалека.
Над пиками
города
сдержанно

проплывал
аметистовый холод.
Как набросок
обрастает тенями и бликами –
так и любовь моя
проявляет себя
на фоне осеннего снега.
Любовь моя –
тихая
пастушья дудочка
из тростника,
плоть и кровь
восточного ветра.
Медленно

дымится Bond
под блюз и крепкий
бразильский кофе.
Жемчуг луны
ждёт своего часа,
чтобы предать...

В сером полумраке длинный коридор
Лишь слегка сверкают белизной своей двери кабинетов.

Сигнальная лампочка под потолком красным глазом мигает,
Разрезая ярким лучом белесую серость пустого пространства,
Что светом своим пустоту заполняет,
Пустоту коридорных пространств.

Сквозь боковое окно коридора золотом светят лучи
Морозного осеннего солнца, что окутано блеклою дымкой небес.

Царит тишина в серой завесе
Лишь вдали слышны голоса и шепот бегущей воды,
Что, спеша стекает...

Декабрь. Морозный воздух чист.
Мир словно белая страница.
Зима юна и светлолица,
Нам дарит сполохи-лучи.

Обманчив холод декабря,
За ним укрыто пламя лета,
И солнце с фейерверком света
Вернется к нам, тепло даря.

Острее чувствуешь тепло
В плену метелей и сугробов,
С ним рядом неуютно злобе,
В нем доброты и ласки плоть.

В декабрьском сумраке и стуже
Пусть светят всем сердца и души!

Незаметно Зима припёрлась.
Видно двери я вновь не запер.
Наглый ветер убавил скорость
В дом влетел и на кухне замер.

Дед Мороз прошмыгнул украдкой.
Как всегда притащил подарки:
Пол кило карамелек сладких
И четыре красивых марки.

А последней пришла Снегурка –
Молодая совсем девчонка
В ярко-белой из снега юбке
И прозрачной из льда футболке.

За столом разместились гости.
Я их вдоволь поил ликёром
И кормил и с Морозом в кости
Проиграли мы Ветру вскоре.

Увлеклись мы. Напились...

Любовь земными мерками мерить нельзя:
Она не быт, не государство и не семья,
Не родина и не профессия.
Ей сосуда не подобрать,
Вне суда она, рока, закона и долголетия.

Любовь – дыхание древнего очага,
Что Двенадцать Богов вкруг Себя собирает.
Тьмою плавятся зеркала, закипает река Рукава,
Мириадами вечности сотканы Млечности.
С черной материей вечна борьба…

Вздох окна вглубь ядра, что зовется седьмым Небом.
Роза черная на паркете в доме Бога-Сириуса
И пурпурная мгла на рассвете...

Даль бела, а дорога черна,
Санный луч у просевших обочин.
Все изменится скоро, а впрочем,
В окна бьется метель допоздна.
Еще носится радостный свист
В темноте обезлюдевших улиц.
Звон прозрачных и первых сосулек,
Словно окрик, срывается вниз.
Не поймешь,
Где зима,
Где весна,
Но к полудню все чаще яснеет…
Даль бела, а дорога черна,
И предчувствие
зреет.
1972г.