Прохладо

На одном этапе Свет...
На другом--Любовью...
А затем Сознанья цвет...
Стали Пустотою...
Чтоб наполнится опять
Новой Жизнью ярко..
В небе звёздочки горят
От прохлады...жарко...
Не осталось ничего,
Только суть Молитвы--
Благодарствие Всего,
Во Влюблённом ритме...

Я иду за тобой след в след
Легким ветром июньской прохлады;
Ты уверен: меня здесь нет,
Но запомни: я где-то рядом.
Я храню тебя от невзгод,
Неудач и опасных падений;
Не заметишь ты мой полет,
Я своей не оставлю тени.
Засыпая, ты каждый раз
И подумать не можешь даже,
Что с тебя не свожу я глаз,
Твои волосы нежно глажу.
А под утро, рядом с тобою,
На подушке пригревшись сладко,
Желтым зайчиком, не беспокоя,
Улыбаюсь тебе украдкой.
Я по жизни с тобой иду,
А она не стоит на месте...

А что дороже может быть, когда судьба,
сама сложила, сердца два.
И летним солнцем согревая,
и мелким дождиком смывая,
и зной, на осень, подменяя,
засыпав золотом листвой,
снежинки тихо опуская,
их все равно не отпускает,
когда судьба сама,
два сердца вместе оставляет,
как круглый год на лето, осень, подменяя,
прохладу зимнюю, весною согревает,
из года в год она сама,
два сердца вновь соединяет.

Твой день, напоминает мне улыбку,
Когда, открыв глаза, ловлю твой взгляд.
Когда, отбросив прошлые ошибки,
На крыльях чувств, стремительно летят

И исполняются заветные желанья,
Словно, далёкие предвестники судьбы.
Что стали близкими, в минуты испытанья...
Как детские, счастливые мечты.

Твой вечер, скуп на лёгкую прохладу.
Ты прячешь ветер в переулочках ночных.
Он, как своей, заслуженной награды,
Ждёт бешенных прогулочек, вдоль крыш.

Завоет, заскрипит и хлопнув дверью...

Смуглые перья востока бьются о створки глаз (наводненных ромом ночного фужера).
Ритмическим маршем Deep Purple сновидения лопаются на лоскуты беспамятства.
Свинцовые тучи швыряют на землю влажные лепестки весеннего снега. Тяжелеет
нервозная накипь дорожной развязки в целлофановой линзе окна. Кофейная пряность

разливается беспорядочной лихорадкой в пульсе сердечной мышцы. Измятые простыни,
еще дышат уютом черного полиэстера на теле пустынной прохлады. Возьми меня за руку
и отведи обратно...

Как душою за томился,
Стал ходить в поля молиться,
Небу синему и травам,
Зажила, чтоб боль от раны.

Только ветер обдувает
Своей летнею прохладой.
Он меня в полях встречает
И рукою в след махает.

Небу синему и травам,
У бродяги нет отрады.
Мне душою век томиться,
Хоть хожу в поля молиться.

Жара стояла, взрощенная югом,
Когда и ночь не принесет прохлады,
Пропахло все землей, зеленым лугом,
Потрогать ватный воздух можно было,
Желтели яблоки и листья винограда,
В закате дом желтел, что так любила.

А в сундучке так много украшений,
Завернутых в обертку шоколада,
И столько было сказки, сновидений,
В рассудке не осталось траекторий,
Но этот мир был безнадежно сладок,
Здесь вспоминались тысячи историй,

Смешных и страшных, философски-глупых,
Записанных всегда в конце...

Бриллиантовый слог ночной сферы нашептал симфонизм тиховейный
на ржаной панораме безлюдья. Медитативный прилив колоннады фонарной –
словно эхо античных руин. Пустотою вспаханный, сдобренный черной пеной
рассадник углекислот – ящер дорожный – скован железом снотворным, полярной

прохладой обратной поверхности силикатного трупа луны.
Лимфатический ток проспектов изъясняется на языке мессалин.
Паранойя травящих память картин, оттисков темнопородной слюды
четырехглавого монстра Малевича. Я...

Прыжок! Полёт. Паденье в бездну.
И, кажется, что умираю.
Но я опять с Христом воскресну.
Так сбудется. Я точно знаю…

Я оживу весной в природе,
Ночных фиалок ароматом
Звездой взойду на небосводе,
Чтоб быть с тобой, любимый, рядом.

Коснусь тебя дыханьем ветра
И напою тебя прохладой
Через любые километры
Я зазвучу вдруг серенадой.

Ты посвятишь её любимой
Вечерней ласковой порою.
А я пройду печально мимо
Я лишь окно своё открою…

И эта музыка прольётся
Вечерним мягким лунным...

За скорлупою отчуждения,
От мира скрывшись, буду жить.
Мне покаянием прощения,
Себе за грех не заслужить.

На солнце вылез червь погреться,
Но высох от его лучей.
Он без мозгов рождён и сердца,
Землёй он жил — питаясь ей.

Когда тепла нам слишком много,
Зовём его кляня — жарой.
Прохладу вымолив у Бога,
Мы мёрзнем, жизнь считая злой.

Проснулся город, оживает,
Спешат в нём люди по делам.
И каждый важным в нём считает,
То, для чего живёт он сам.

За скорлупою отчуждения,
От...