Проба

Слеза дождя очистит небосвод,
Позволит солнцу осветить земное,
Слеза души – душе покой дает
И преумножит врат открытых втрое…
Когда же боль… В тот миг Отец молчит,
Дает душе все высказать, как видит,
И кажется, средь боли и обид
Она готова и Отца обидеть…
Душа готова с Богом враждовать,
От боли не находит утешенья,
Но ей бы рот закрыть и промолчать,
Не торопить упреками мгновенья.
Упоминать достоинства свои
И вновь и вновь на них в Отце ссылаться,
Пускай в рыдании – в невежестве...

Ммм…можно кое-что заменить, кое-что оставить.
Кое-что подзабыть, а что-то солью подправить.
Можно кое с чем дружить, кому-то плюсов убавить,
А кое-кого можно забыть, или просто их сзади поставить.

Кто-то думает «может быть», кто-то только подозревает,
Кто-то только учится плыть, а кто-то уже тонет, знаете ли.
Но вам меня всем не пробить, вам на мне крест не поставить.
Ведь без меня вам невозможно жить, ведь вам без меня жизнь не разбавить.

Мой корабль для вас открыт, мой корабль вас...

Высоко в гору – Парнас зовется, полез Герасим.
На полдороге присел подумать, полезла рифма
чудная шибко, исторг сейчас же, приятно стало,
собой доволен пацан донЕльзя.
Взглянул на небо – мол, Он услышал?
Коня увидел, того – Пегаса, он над вершиной
красиво реял.
Заметил Геру, услышал, тоже, его раскаты, и был обижен
таким нахальством.
Слетел с вершины он к Гере грозно: «Ты что удумал
стихерка подлый? Не видишь, мы, тут, творим культурно
изящным слогом, разнообразным, а ты глагольной...

Нас захлестнуло время смут,
Душа с умом в когтях раздрая,
Отечество на части рвут,
Как рвёт оленя волчья стая!

А растерявшийся народ
Наощупь пробует дорогу,
Не зная, кто куда ведёт,
К какому дьяволу и богу!

В столетьях русская Земля,
Напитанная потом с кровью,
Единой Родиной была
С одною общею юдолью!

Её любили и кляли
И, хоть не раз бывали биты,
А всё же свято берегли
От чужеземных аппетитов!

Бывало всё в пыли седин...
Но в забытье и муках пекла
Русь поднималась из...

Я разлюбил тебя... Банальная развязка.
Банальная, как жизнь, банальная, как смерть.
Я оборву струну жестокого романса,
гитару пополам — к чему ломать комедь!

Лишь не понять щенку — лохматому уродцу,
чего ты так мудришь, чего я так мудрю.
Его впущу к себе — он в дверь твою скребётся,
а впустишь ты его — скребётся в дверь мою.

Пожалуй, можно так с ума сойти, метаясь...
Сентиментальный пёс, ты попросту юнец.
Но не позволю я себе сентиментальность.
Как пытку продолжать...

Мы в окруженьи насмерть дрались,
Мешая с кровью чернозём,
И от дивизии осталось
В живых неполный батальон.

Нас обложили на высотке,
Орали: - “Рус, плен - отшень гут,
Бей комисар, дадим поклёбка,
Москва и большевик капут!”

А мы, ломая все каноны,
И “здравым смыслам” вопреки
В бинтах, с винтовкой без патронов,
С рассветом бросились в штыки!

Враг, опрокинутый и смятый,
Ошеломлённый блеском жал,
Не веря в силу автоматов,
Как от чумы от нас бежал!

И вот, уже забыли сами...

Красная и сладкая!
Ягодка клубничка.
С грядки ароматная
Братику, сестричке.

Собирай в корзинку
Спелую и вкусную.
Ягодку клубнику
Пробуй только лучшую.

Боже мой, ну и жара!
Прямо с самого утра.
И ни облачка на небе,
На земле ни ветерка.
Где бы я сегодня не был,
В голове одно река.

Можно пруд, или запруду,
Все равно я счастлив буду.
Окунуться с головой
В синюю прохладу
И, пока еще живой,
Ничего не надо.

Ну а если ты стальной,
Уязви жару парной.
После бани жаркой
Летняя жара
Будет просто жалкой
Пробою пера.

Хорошо в жару в лесу,
Когда отпуск на носу.
И не тянет огород
Дачников отрада.
Взял лукошко и вперед
Тень...

У меня есть четыре стены, вариации
мыслей из мятой желтой газетной бумаги,
модель поведения к каждому шороху, куча абстракций
и абстиненций. И все это есть, и все это надо

учесть, когда утро раздует угли и потащит
тело в обойму общего хода времени,
где часов гильотина, не зная пощады, накапает в вену
кислый раствор из подачек скромного счастья.

За мной оседает дымка души, грозящая смертью
и адским борщом на закуску, за мной разливается море
ошибок и проб, январской тоски и слабости...

В старом городе губернском,
У подножия горы,
Жили в доме деревенском
Две красавицы-сестры.

Станом стройны, ликом нежны,
Нравом кротки и чисты,
И добры, и безмятежны -
Воплощенье красоты.

Звали старшую Наташей,
Ей от роду двадцать лет.
И Наташи нашей краше
В целом свете просто нет.

И вторую вам девицу
Уж представить я готов:
Звать Еленой молодицу
Восемнадцати годов.

Чем девицы эти жили.
Я включаю в свой рассказ:
Зарабатывая, шили
Сестры платья на заказ.

Как-то...