Привкус горечи

Череда, уходящая в реки веков...
Вереница утраченных ликов и судеб,
Юных глаз, крепких рук, поседевших голов.
Все мои удалённые временем... Люди...

С кем бывала печальна, а, может, грешна,
С кем любила отчаянно и без оглядки.
Я забыла события и имена.
Что ж, забвение - вор, но с него взятки гладки.

Только, по вечерам странный привкус тревог,
Словно что-то не сделано, или не спето,
Словно надо вглядеться за дальний порог,
Где лежат на ладони всей жизни ответы...

Словно надо...

Отпылала молодость кострами
Без акцента на года и дни,
Словно жизнь умелыми руками
Разогнала сладостные сны.

И уже взъерошенная зрелость,
Глядя на себя со стороны,
Доверяет юному апрелю
Чаянья и радости свои.

И на рубеже тысячелетий,
Бога проклиная и любя,
Просит у светила на рассвете
Ясности прозрачной для себя:

И, когда в пути холодный камень
Неживой от боли и обид,
И, когда в упряжке мчатся сани
И попробуй их остановить.
_______

Теплотой сердец земля согрета...

Весна
Померкший взгляд
печалью озабочен -
не видит неба синевы.
Кругом враги,
и неприязнью стены дышат,
и жизнь с сюрпризами,
напоминает путь на эшафот.
Остановись несчастье!
Ты не бесконечно.
Я верю, злые лица
тенями уйдут,
зажгу свечу,
и вспомню я былое,
и сумрачный пейзаж
картиной светлой заменю….
Весны прекрасные мгновения,
Рассветов тихих вдохновение,
немых закатов восхищение,
веселый гомон птиц -
и жизнь ключом забьет
и вихрем закружиться…..
Еще чуть-чуть...

Слышу ночами –
как ходит под кожей зима.

Один! Верни мне валгаллу!
Услышь меня… Один!…

Мы друг от друга уходим.
Мы сходим с ума.

В топь скандинавскую
в пьяном скандале
уходим.



Напрочь не хочется есть.
И дышать.
И летать.

В нашей разлуке с тобой
четкий привкус
металла.

Семьдесят первая
северная широта
в заледенелом
во мне
замечательно встала.



Так неуверенно
светит сквозь пальцы луна…

Спишем все наши потери
на ветер-ворюгу…

Пришлое… Прошлое...

Слова о дружбе ваши лгали,
Была лишь лестью похвала.
В ответ себе того же ждали,
Но во мне кончились слова.

Противна приторная сладость,
Похвал взаимных, ложь и лесть.
Они не дарят теплом радость,
В них затхлый привкус фальши есть.

Мне эти игры надоели,
Когда ты мне, а я — тебе.
На словах друг я им, на деле,
Прохожим был лишь в их судьбе.

Не верю в дружбу в интернете,
В нём легче лгать — не виден взгляд.
Друзей фальшивых в нём я встретил,
И каждый лгал что мне он рад.

А...

Изумрудная вена Сены, её каменный берег смотрит на город света,
отравленный модой любви и шансоном.
Мельница Мулен Руж перемалывает ночной воздух Парижа –
ночь, его второе имя, его сердечная мышца.
Зоб Триумфальной арки; скелетообразный Эйфелев гвоздь
вонзается в лобную кость в любой точке пространства;
призрачный запах масла и акварели с Монмартра;
в музейном саркофаге Лувра жует улыбку Мона Лиза, затертая до дыр,
икающая сотни раз на дню в проклятьях Леонардо;
разбросанный окрест...

Космическая пыль, миров иных остатки,
В космическую пыль, всё Вечность превратит.
Космическая пыль, в ней привкус тайны сладкий,
Невидимая глазу, она на всём лежит.

Ничтожные пылинки когда-то частью были,
Пылающих звёзд ярких, или планет у них.
Или существ что где-то, на тех планетах жили,
В мирах от нас далёких, загадочных, чужих.

Фантазия Творца не ведает предела,
Суть Замысла Его, нам смертным не понять.
Диктует волю нам, потребностями тело,
Желанием и страстью, в нас может ум...

Невесомость, жара, съёмки, кадр за кадром, но всё в урну,
Патриархи бузят малость, но встречает их плебс бурно,
Необычен иной привкус, любопытен чужой опыт,
Но зачем же менять обувь, если есть на Пути тропы?..

Над Берлином парит Вендерс, над Макондо летит Маркес,
По Парижу Ремарк мчится к Триумфальной своей арке,
Над Москвою завис Чехов, над Нью-Йорком – джедай Лукас,
Под Биг-Беном сидит Голдинг, ждёт, когда подадут «Букер»…

Где-то там, среди них, Спилберг, где-то здесь, среди нас...

Вышли в свет из материнской утробы
Свободные места занять.
Дать обещание на будущие годы
Жертвами стать.

Когда в дверях твое время
Cтекает вниз на пол,
Среди шума ты узнаешь
Прикосновение.
И больше не твое,
Все что ты сеял.

Небольшая операция,
Окончательное принуждение.
Финальный ультиматум.
Тысячи слов, произнесенные громко.
Чтобы было слышно глухому
В обманутой толпе.

Потом ты идешь
Вниз по своей улице.
С неприятными звуками.
Может быть куда-то уехать?
Где-то...

Я сегодня молюсь гитарой…
Так молюсь,
что струны хрустят…

Жизнь свою – как альбом листаю…
В 54-ре листа…


Там: я суд на вершине правил…
Здесь: я тяжко катился вниз…

Столько вычеркнутых заглавий!…
Столько выдранных с корнем страниц!…


Небо в венах моих – не движется…
Исчезают из глаз – моря…

Что-то очень уж тонкая книжица!
Несолидная…
Но моя.


И пылится шпага Атосова,
позволяя Париж оболгать…

Я тоскую по всем — Отозванным
в бесконечность…
за облака…


Я...