Предки

Богач
Привет, дружище! Всё на свете просто: богатства и чины,
Сочный цвет и сладкий запах – в них активно внедрены.
Мухлевать, порою надо, выбирать: щадить-казнить,
Головой работать здраво - вкусно кушать, сладко пить.

Бедняк
Эх, хозяин! Всё так плохо. Холопами, коль, рождены,
Стоит ли кривить душою, карманы всё равно пусты,
Простаком дано трудиться, скверно думать, скромно жить,
Пользы нет, лучше смириться, чем с ума себя сводить.

Богач
Уж, не вредно быть богатым и достатком...

Так завершалась Манвантара.
Потопами струился дождь.
От стрел вселенского пожара
Вел племя молчаливый вождь,

И тьма скитальцев принимала
В объятья цепкие свои,
Где стала родиной Валхалла
Их вдохновляя на бои.

Спокойны северные дети
Лишь внешне, а внутри столь ломки.
Когда -нибудь на земли эти
Вернутся дальние потомки...

На лицах не увидеть слез,
Падут со щек невольно льдинки.
Они все делают всерьез
Не принимая половинки.

И то прощание во мне
От предков памятью...

Богородице.

Божья матерь, пресвятая Дева! Что же ты две тысячи лет делала,
С неба, взирая на скорби людские, нас утешала и с нами скорбела?
Или внимала, как души мирские тянут занудливо: – Ave Maria?
Каются в смертных грехах, чуть дыша, зная, что вскоре опять согрешат.
Было ли время, когда ты смеялась, сыну тепло и светло улыбалась?
Вечный твой образ печалью прекрасен не потому ли, что подвиг напрасен?
Не потому ли, что с Роком не споря, матери сохнут и чахнут от горя,
На крест, ссылая...

Не пытайся войти в свой разрушенный дом.
Твои радость и боль под осенним дождем.
И валяется в луже проржавевший замок.
Топчут псы-пересуды жалкий сердца комок.
Не построить тот дом, не войти в его двор.
Не настроить гитару на веселый мажор.
И валяется в луже проржавевший замок.
Топчут псы-пересуды жалкий сердца комок.
И не склеить судьбы, как не бьют зеркала.
Не обнимет твой сын, и не встретит жена.
И валяется в луже проржавевший замок.
Топчут псы-пересуды жалкий сердца комок.
Почему...

Подруга скорби, Ярости мессия, встречающая Праздник морем слез!
Ты остаешься Матушкой Россией, где жил отец, и дед, и сам я рос.
Рожали нас, что б сказку сделать былью. До неба дотянуться и до звезд…
Сейчас укрытые лежим могильной пылью, над нами ветер шелестит полынью,
А прах по свету он давно уже разнес.
Мы верили, что счастье дарим детям, раскроем им все тайны существа…
Гниют они теперь по тюрьмам.… Верьте! Избрав путь не нужды, так воровства.
Скажи, кому их жизнь дешевле, чем пожива...

Всё обычно, до боли знакомо,
Тот же утренний, солнечный свет
И в траве, вдоль кирпичного дома
Повилики белеющий цвет.

Мне не жаль уходящее время,
Мне не жаль пережитых невзгод,
Потому что чудесного семя
Постепенно, сквозь годы взрастёт.

Те же поиски новых созвучий,
Та же чувств утончённых игра,
Только город мой стал невезучий,
Безуспешны любые дела.

Призрак прошлого чем-то обижен,
Под вуалью пронзительный взгляд –
Ты потомок вновь будешь унижен
И сполна выпьешь горечи яд...

Из экзосферы
управляют жизнью бренной,
Предоставляя
опыт предков - впрок:
Всё то,
что предначертано системно,
Отмерив
каждому его дороги срок.


Но всем
дано и, лично, в лабиринтах
Избрать -
Любовь, профессию и цель...
Завоевать,
в борьбе, на жизни рингах -
Всё то,
к чему стремился и хотел.

Чтоб рассмеяться, не показан пальчик,
Зато во все дела засунут нос.
С недавних пор, вопрос: А был ли мальчик?
Совсем не риторический вопрос.

Под золотом зловещего прищура
Скрывалась полуправда-полуложь.
На фоне полуночного велюра
Отчаянья нечаянная дрожь.

Зов предков ли, заветы Заратустры,
Срывались с воспалённых зноем уст.
Луны лимонноликой в небе люстра
Пленяла пламя полусонных чувств...

ПРОЛОГ

Сын-подросток серьёзно, по-взрослому
пожилого отца попросил:
«Расскажи мне про первоапостолов».
А отец – как язык проглотил.

С полминуты он думал мучительно,
свою память, как мог, напрягал,
а потом вдруг ответил решительно:
«Это те, кому Бог помогал
делать всю мировую историю,
становиться её костяком.
Не силен я в библейской теории
и с религией мало знаком,
но четыре апостольских имени
я могу тебе всё же назвать.
Если спутаю что, извини меня.
Но на мелочи, в общем...

Народу будет ли прощенье,
Царя отдав в порабощение.
Решили вольностью зажить,
Вмиг веру предков изменить.

И кровью землю обливать,
Своих же братьев убивать.
Но скоро было и прозрение,
Тех бурных дней как наваждение.

В коммуны всех их загоняли,
В отару всех и вся собрали.
Что уж мычать им не дано,
А только блеять;-всё одно.

Вот как кумач всех затянул,
С престолом весь народ смахнул.
И наваждение прошло,
Да плача время подошло.

И тут мужик перекрестился,
Да было поздно...