Последний поэт

В цепких горячих объятьях
Всхлипами из глубины
Прорывается: люблю, люблюВсе в цветах - погребальны цветы
Я себя изведу.
Переведу силуэтиком чуть прозрачным
На твою нереальность, неприкасаемость
Будь участливо - ненастоящим
Чувство собственности или зависть
Ревновать уже не получается
Уже щелки зрачков
Шире сосуды.
Время в эфире кончается
- все хорошо, будь здоров:

Изгибы, долины тел, лощины, впадинки,
Лагуны - топлю
Тебя моя славная
В вино, шоколад
стекающий над свечками слов...

Друзья? Знакомые? Просто приятели?
Кто мы друг для друга теперь?..

Одно неизменно: 'Добрый день' - обязательно,
Поклонов очередь обаятельных,
Рукой учтиво раскрытая дверь:
- Как ты? Что делала эти месяцы?
У меня новость - летал во сне.
- Я - хорошо.
А в душе - околесица:
Хорошо, это когда ты - ко мне
Вернешься:
- Устало выглядишь.
Мало ешь, много куришь,
Как всегда?
- Ем. Курить бросила.
О чем мы, о чем:Бред, глупость, чушь:
Устало выгляжу? Тяжело. Одной.
- Да:
- А ты все...

Ты не плачь, не плачь, мой мальчик,
Закрывай быстрей глаза.
Хорошо, что только мячик
Отобрали у тебя...
Хорошо, что только кашку,
Только ложку и кровать,
Обойдемся без рубашки...
Только б нам вернули мать!

Хорошо, что есть подвалы
(их навряд ли отберут),
Жаль, что детство отобрали...
Ну-у... протянем как-нибудь.

Ничего, что здесь есть крысы -
Будет что поесть в обед...
Не мешало бы умыться -
Жаль воды и мыла нет.

Ничего, не плачь, родимый,
Перестань, малыш, реветь.
Ты...

Печальный взгляд: на расстоянии ветров
Небесный свет от ласково-родного до холодного
Разорванная
Жизнь на сотни лоскутков,
И ниток
Только не свободная.
У приглушенных свеч: всем близким людям по одной
Расправив занавес у старенького зала
Неважно имя, легкий взмах рукой
:небесно-голубой:
вся жизнь моя, душа и сердце танцевало.
Тянулось скрипкой в высь через запрет
За флейтой негу и изгиб дарило
Стремилось дать тому, кого любило,
На все вопросы пламенный ответ
И:нет:
Лишь контур...

На Кристе Христа распяли,
Три дня люди ликовали.
Только божий сын страдал,Грех людской он искупал.

Через тысячи веков,
На горе столкнулись вновь
Светлый ангел и Аид,
Чтобы суд свой завершить.

Ангел молвила тогда:
«Я свободна, я пою,
Я люблю – значит живу!
Ну а что мне скажешь ты,
Царь «Блаженной» темноты?

Видишь горе, муки, ад,
Гнильных душ могильных смрад,
Людей полные котлы.
Кто там ,
Грешники-рабы?
Плач и стоны, крики, ор,
Мертвецов холодных хор.
Все о помощи молят...

И ты для меня не тот,
И я для тебя не та,
На хрупкий ступали лёд,
Не слушая, не дыша…
Разменяны дни на год,
Что было, конечно, зря!
Ведь ты для меня – не тот…
А я для тебя – не та…

Число творцамъ вiршъ
Эсть число звездъ нэбэсныхъ
Всехъ нэ помянэшь.

Вновь дойти до края всех желаний,
Вновь дойти до точки всех надежд.
И упасть с обрыва прозябанья
Или биться лбом в железный крест.

Господи, быть может и случится:
Залучится из-за тучи свет.
Может в сердце лотос распуститься.
Может - "да", а может снова "нет".

Только выбор не оставил случай:
Не уйти от шаткости судьбы.
Чем быстрее - тем оно и лучше:
Шаг в огонь: "Помилуй и спаси!"

Ночь – тихий доктор слуха.
На небе рог луны повис.
Почти готов мой экзерсис.
Казалось бы, уж катит пруха.

Нормальное выходит стихо.
Но, тут на морду села муха.
Ее хотел поймать я лихо,
Мне, дураку, хватило духу.

И со всей дури я, – О! Боже,
Ладонью звезданул по роже.
А муха, с чистою душою,
Кружит над пудингом с лапшою.

И сколь за ней я не гонялся
По кухне. Сильно замахался.
Устав, присел, сказавши «Ух!».
Да ну их к черту этих мух.

В карманах краски у меня,
От рождества ещё две свечи,
Штаны в заплатках от огня,
И лямки спрятаны за плечи.
Со скрипкой встал, вокруг взглянул
И, словно, пилигрим в пустыне,
Сыграл, как будто оттолкнул
С лица седую паутину.
А в небе плачут облака,
Под прессом осени могильной,
Звенит струной моя тоска,
И я взмолился: «Боже, силы,
ты, дай допеть и доиграть,
моей судьбы жестокий вечер!»
А там и можно помирать.
Прощайте, все! Зажгите свечи