Поляна

Папоротников зеленые тени на черном срубе,
Лес притих, наблюдая танцы бабочек и стрекоз.
Мерный стук - то ли дерево где-то рубят,
то ли дятел пугает личинок в коре берез.
Вот поляна, где мы услыхали пенье цветов,
здесь сплетали тоны в венки, исцеляя и раня
обитателей царства древесного много веков.
Тростниковая флейта и рог очищали тропу утром ранним.
Не печалься, мой мальчик, уже догорели четыре свечи.
Тишина не разбудит ни арфу, ни юную скрипку.
Голос твой - дар небесный, огнем...

Играют тени в свете фонарей,
И дрогнет небо от рыданий грешных.
И не считая прожитых сном дней,
Ничто уже не станет больше прежним.
И сквозь ту боль, что трогает все души,
Услышит крик безликое светило:
- «Я, ради нас, все правила нарушу!
И то, что будет, есть и раньше было…».
И задрожит под ступнями поляна,
Утихнут птицы, и завоет зверь.
- «А всё-таки, сдаваться ещё рано!!!».
И зашумит ворчливая метель.
И светлым днём, а может ночной тенью,
Из кубка будет выпито вино…
И всё уйдёт...

На этой лунной поляне
росли когда-то кораллы,
Текли воздушные реки,
и мы вдыхали пыльцу звезд
Теперь обветшала поляна,
кораллы стали причалом
Пыльца превратилась в пепел
На высохшей воздушной реке.
И каждую ночь я танцую
На острых огненных спицах
И, каждая спица вонзаясь
Сгорает вместе со мной.
В подвалах взора немого,
Скользящего призрака веры
Теряю в догадках слово,
А слово есть жизнь…..

Не тронут круг, не пройдена поляна,
Не переплыто море, не спасена Земля.
Душа по-прежнему сплошная рана,
По-прежнему одна, по-прежнему нельзя.

Пусть говорят, что были времена другие,
Но смысл жизни до сих пор нигде,
А здесь свои, чужие и родные
Перемешались в чертовом котле.

Для них нет радости и страха,
У них нет смысла, чтива нет.
Конечно здесь жизнь совсем не сахар,
Но забываться так, и смысла нет.

Взглянуть бы мне на это другими бы глазами –
Слепым щенком, возрадуясь...

Хотел бы я чтоб было так:
Лиш ты и я,большая жёлтая луна.
Цветочьная поляна перед нами,
А деле золотистые луга.
Сдесь только мы, и нету лишних глаз.
Трещат сверчьки, и чистое безоблочное небо
Нам открывае сферы звезд.
Что будет дальше-знать не нужно.
Веть этой ночью мы вдвоём.

Привязан к каталке, накрыт с головой...
Ты все ещё жив, но уже - не живой.
Уже провалился в летальные сны
И видишь себя - только со стороны.

Внизу – оболочка, ты – под потолком...
Зашла вот жена и упала ничком.
А ты, бестелесный, не можешь помочь.
Пора. Коридор, свет, поляна и…ночь?

Но, как бы там ни было, сделано дело:
Душа отлетела, кремируют тело.
Все просто до жути и без прикрас.
Хотя умирать-то - всего только раз.

А, может быть, где-то найдется приют,
Где встретят...

Спокойной ночи, моя зайка,
Усни спокойно в тишине.
Пускай приснится тебе счастье,
Как ты гуляешь по траве.
Идешь ты тихо и беззвучно,
Вокруг как будто ни души.
Поляна вся покрыта ярким,
Прозрачным светом от луны.
Ты слышишь звук утихшей ночи,
Идешь с улыбкой на лице.
Ночная мгла так светит ярко,
Что ты забыл куда идти.
Но тут же вспомнил, как увидел,
Среди деревьев силуэт.
Туда светил прекрасный лучик,
С оттенком красной теплоты.
Он был похож на ангелочка,
Спустившегося с высоты...

Я накрою поляну в тиши предрассветной,
Как в далёкие годы, разведу костерок.
Все вопросы мои, что, как встарь без ответа,
Затолкаю в висящий над костром котелок.

И полоска восхода так нежно зажжётся,
Как улыбка любимой, как чудные сны.
Наше счастье с тобой никогда не вернётся,
Но представлю тебя я вот возле сосны.

Мне таёжные дали раскроют объятья,
Словно тот человек, что мне жизнь посветил.
И скажу я: «Прости, через бури, несчастья,
Ты дарила мне свет, я его не ценил.»

Здесь...

Поэт?.. О да, он был Поэт!
Своей высокой, чистой лирой
Затмил он даже солнца свет
По-праву был великим дивом.

Никто из гениев доселе
Не превзошёл его талант
И вряд ли кто-нибудь сумеет,
Он был и есть, навек Атлант!

Его слова как ноты песен
Чаруют, вдохновляя слух,
Он как ручей весенний весел
И как дубовый бор он глух.

Как будто стая птиц небесных
Его поэзия легка,
Звучанье соловьиных песен ̶
Ничто! когда поёт струна
Строки, что душу пронимает
Неимоверной красотой
И...

Там, где в ярком цветном сарафане
подбегает поляна к реке,
в бирюзовой дали, за холмами
я прижмусь к васильковой щеке.

Надо мной раскачались ромашки.
Не закрыть им небесную синь.
А вокруг белоснежные кашки,
и роняет свой запах полынь.

Отболею, отплачу, отверю,
от тебя новой силой нальюсь
и еще себе счастья отмерю,
землянично-пахучая Русь.