Покладистая старушка

Берёза в платьице осеннем,
С печалью вышла на лужок,
Когда-то здесь ходил Есенин,
Играл пастух ему в рожок.
Летела музыка, кружила
Над детворою, над селом…
Была когда-то эта сила –
Есенин. Думы о былом.
«…Жива ещё моя старушка», -
писал Есенин. Пелена.
Как молока парного кружка
Ему была принесена…
Как велика ты Русь, Россия.
Есенин с нами навсегда.
Его стихи мне, как мессия,
Летят сквозь время и года.

Тьма. Cлетаются падшие души.
В вязких мыслях читается бред.
Ночью мне позвонила старушка
И сказала, что умер сосед.

Он был малый и добрый, и мягкий,
Никому не умел отказать.
В пьянку стал уходить, и безвольным,
Можно было Володю назвать.

А понять до сих пор невозможно,
Что бывает, ну, просто, никак;
Жизнь свою загубить безнадёжно,
Будто,шутка она и пустяк.

И дружков грязноватых и наглых
Роковая связалась петля,
А на мёртвых губах заклянанье,
-Вы любите, любите меня...

уже уставшая от повседневной скуки

от листьев,что стремятся с ветвей вниз

видавшая то встречи,то разлуки

то взлеты вверх,а то паденья вниз

сильнее развевая перья птицы

летящей по волнам потока ветра

следя глазами огненной орлицы

дождями поливая каждый метр

боясь лишь одного,что вдруг наступит

проклятый холод,заморозив листья

старушка осень свой черед уступит

зиме,чт оуже мчится в колеснице

Зима-коварная старушка-
Нам в души холод занесла.
Хохочет вьюга-хохотушка,
Кружась,как снежная юла.

Земля покрылась белой сажей.
Деревья лысые стоят.
А с неба наземь липкой кашей
Снежинки толстые летят.

Свисает с крыш большой гирляндой
Сосулек ледяной отряд.
Синички стали наглой бандой
И в окна клювиком стучат.

С зимой пришел мороз трескучий.
Ударил посохом по льду.
И сразу праздник самый лучший
Настал в последний день в году.

Любовь это чудо, любовь – это сказка,
Которую мы сочиняем вдвоем,
Порою с надеждой, а часто с опаской,
Мы к берегу страсти, забывшись, плывем.
А берег хранят от чужих берегини,
В владенья свои запускают не всех.
И там, где мы молча в тумане бродили,
Есть только услада, и радость утех.

И лишь для двоих где-то звезды светили,
И падали листья, и было тепло,
И скажут о нас: - Да, они полюбили,
Всем людям на радость, все бедам назло.
Но если порой нас старушки осудят,
Прости их, им...

Мы возвращаемся сквозь время
Сквозь тени света и тени тьмы
Мы возвращаемся туда где неба
Укоротила наши дни,


Мы возвращаемся неслышно
Листая заплесневевшие холсты
В которых чуть тускнея вера
Хранит путь к полупатерянной любви

Мы возвращаемся прощая
Что не увидим более ту звезду
И пусть старушка вечно младая
Не плачет дважды несойду.

Вот так исчезаем в туманную даль
Забирая с собою чюта печаль
Так ненужно не слёз не високих речей
Мы капли - время длинны ручей...

Мужчина ждет у осени в плену,
Очнулся, он опомнился внезапно,
Забыл дела, и в чувствах утонул,
И начал жить красиво и с азартом.

- О, бес в ребро, ведь осень на дворе,-
Ворчит старушка с грустью и укором,
А он букет захватит, он успел
Ее догнать, и встретиться им скоро

Там на опушке, где кружат в тиши
Все золото лесов и весь багрянец,
Он так прекрасен, ты к нему спешила,
И был великолепен этот танец,

Когда одежды падали легко
А в обнаженном теле столько власти,
Мужчину...

И надо было рыжим уродиться,
Где черные темны, как эта ночь.
А мой товарищ белизной гордится,
Когда лежит у чудных женских ног.

Она его то гладит, то ласкает,
И он рычит, как очень грозный зверь.
А надо мной смеется и терзает:
- Ну что ты, рыжик, ты куда теперь?

- Куда? Да погуляю в листопаде,
Он мне сродни – такой же золотой,
На солнышке погреюсь, вот отрада.
- Там на тебя наступят, ты постой,

А вдруг не разглядит тебя старушка,
И будешь битым, раненным котом.
Опять смеется...

Терпелива, добра и умна,
С грустным взглядом и с мягкою холкой,
Никому ты была не нужна
В многотысячном нашем посёлке.
Кроме, разве, старушки седой,
Что жила в трёхэтажном доме.
Дверь её с тёмно-красной звездой
Стала близкою, стала знакомой.
На двери из металла звезда
Означала, наверное, что-то.
Немудрёная в плошке еда
Означала тепло и заботу.
В однокомнатной скромно жила
Та хозяйка – и вдруг запропала.
Ты напрасно под дверью ждала,
А потом приходить перестала.
Там, за дверью...

Хулиганил октябрь
в позабытой лесной деревушке,
Свежим ветром вокруг
оголяя вершины дубрав.
Но забыты мы не были:
Запад российской старушке,
Старику на лежанке
желал человеческих прав.

Уезжали евреи,
а власть их за полы держала -
"Не пушшу!" - упиралась
и - радио било в набат.
И, треща, на "Свободу"
"глушилка" с боков наезжала.
Но она и сквозь шум
за евреев "режим" не прощала:
За каких бы то ни было
сирых кинжал обнажала -
Ведь, понятно, еврей
был "Свободе" ни...